Дом с золотой дверью

— Только одну ночь, — отвечает он. — Я осматривал укрепления городов по берегу залива. Завтра я должен вернуться в Мизен.

Он макает хлеб в поданный Мартой хумус, пробует и одобрительно кивает.

— Но я надеюсь, что вы оба последуете за мной и тоже побудете моими гостями, хотя бы недолго. Я пригласил нескольких друзей на свою виллу, так что днем, пока я работаю, вам не позволят заскучать.

— Ты очень щедр, — говорит Руфус. — Но, к несчастью, дела отца держат меня в городе.

— Жаль это слышать. Но может быть, ты готов отпустить Амару на несколько дней. — Плиний неопределенно проводит рукой в ее сторону. — Если это не слишком: просить женщину, которую сам же освободил?

Плиний усмехается, уверенный, что просто пошутил, не имея желания никого оскорбить, но Руфус краснеет до корней волос:

— Конечно. Не сомневаюсь, что Амара с великой радостью будет сопровождать тебя.

— Ты по-прежнему называешь ее Амарой? — Плиний продолжает есть птицу, не замечая повисшего над столом напряжения. — Мне казалось, что ты будешь обращаться к ней по имени, которое дал ей отец, а не оставишь кличку, придуманную каким-то сутенером.

Он поворачивается к ней:

— Тебе бы этого не хотелось?

Имя, которое дал ей отец. Имя, которого Руфус никогда даже не спрашивал. Она смотрит на Плиния, желая передать ему свои истинные чувства, сказать ему, что да, она бы хотела снова быть Тимаретой, но не может так рисковать и злить Руфуса еще сильнее.

— Теперь «Амара» нравится мне больше, — говорит она. — Потому что это имя дал мне Руфус, а он теперь для меня отец и муж в одном лице.

Плиний вскидывает брови:

— Что ж, как тебе угодно. Просто это выглядит немного странно.

Амара смотрит на Руфуса в надежде, что подобное радикальное самоуничижение умилостивило его, но тот отворачивается, избегая встречаться с ней взглядом.

Глава 26

Затем начинается славная счастливая Кампания. От побережья ее залива начинается цепь холмов с виноградниками, [дающими] знаменитый во всех землях благородный пьянящий сок. Древние говорили, что именно здесь когда-то произошло решающее состязание между отцом Либером и Церерой.

Плиний Старший. Естественная история[12]

Счастье, которое Амара испытывает от свидания с Филосом, омрачается их общим беспокойством от того, что Руфус не захотел оставаться на ночь. Они шепчутся, Амара рассказывает ему об ужине, о том, сколько раз Плиний, сам того не ведая, оскорбил Руфуса, а Филос обнимает ее, его теплая рука лежит у нее на спине. Он морщится, когда она повторяет просьбу адмирала «позаимствовать» женщину, которую он сам же освободил.

— Хотел бы я, чтобы ты нашла какой-нибудь способ отклонить приглашение. Не думаю, что ревность Руфуса сулит нам что-то хорошее.

— Это Плиний! Какой смысл ревновать к человеку, который помог ему купить меня?

— Подозреваю, что именно поэтому он и ревнует. Он понимает, какой властью адмирал обладает над тобой.

— Но он знает, что ничего подобного не было, — возражает Амара, задаваясь вопросом о том, не чувствует ли и Филос себя уязвленным. — Плиний никогда меня не использовал. Он был добр и вежлив, ничего более.

Филос притягивает ее ближе и целует до тех пор, пока она не чувствует, как тепло разливается по ее телу, точно вино, заставляя ее сесть на Филоса верхом.

— Это не мое дело, — говорит он, глядя на нее снизу вверх. — Но я рад узнать, что Плиний никогда тебя не обижал.

— Рад, потому что ревность больше не мучает? — дразнит его Амара.

— Я столько раз говорил тебе, — отвечает Филос, беря ее лицо в свои руки, и ее волосы струятся меж его пальцев. — Только те любовники, которых мы выбираем, что-то значат.

Наутро Виктория наконец приходит домой, как и предсказывал Филос. Когда Амара просыпается, Виктория уже в саду и ее пение разносится по всему дому. Весь гнев, что переполняет Амару, когда она направляется отчитать свою непутевую подругу, улетучивается при виде Виктории, которая, запрокинув голову, стоит на коленях у фонтана и приветствует солнце. Она выглядит такой счастливой, что, глядя на нее, невозможно не улыбнуться.

— Я так понимаю, Крескент тебя не разочаровал?

Виктория оборачивается к Амаре:

— Ты даже не представляешь насколько.

Амара смеется:

— Не хочешь посвятить меня в подробности?

Виктория идет к скамейке, Амара следует за ней; ее очень трогает, когда Виктория обнимает ее за плечи.

— Такое удовольствие описать невозможно, — говорит она, хотя в прошлом ее это никогда не останавливало. — Он просто… идеален! А его тело! Это все равно что быть с Аполлоном.

Она вздыхает, и звук подозрительно напоминает стоны, которые Амара не раз слышала от нее в борделе.

— Не сходи с ума, хорошо? Я не могу допустить, чтобы ты привела сюда половину гладиаторов. Руфус тогда нас всех вышвырнет.