Дом Счастливого Камня (СИ)

Но со сном пришлось подождать еще. Внезапно все те слезы, которые попутчица изо всех сил сдерживала в себе, вырвались наружу. Она уронила голову на руки, сложенные на столе. Рыдания сотрясли ее худенькие плечи, и она, не противясь больше, бросилась в их сладкую, вязкую боль. Каждый ее всхлип, каждое судорожное сотрясение плеч новым ожогом падали на Глебово сердце. Он снова был, как часто в течение этого вечера, взволнован и смущен. Ему хотелось утешить ее, успокоить, хотелось сказать ей что-нибудь нежное, но нужных слов он никак не находил, а те, что были, казались ему неуместными или пошлыми. Он видел, как неприкаянно метались волосы по ее спине, и их вид вызывал в нем острую жалость. Ему хотелось обнять ее за эти плечи, прижать к себе, и быть может, это было бы лучшим, что он мог сделать, но он не решился. Если быть точным, он не посмел.

Разве он мог посметь, это сделать?

Он еще задавал себе такие вопросы. Он еще не осознал, что защищать и утешать не только его право, но и его обязанность.

А сейчас он ужаснулся своего желания. Что он мог поделать? Эта девушка только что, совершенно случайно и непрошено, появилась в его жизни, и сразу стала ему такой родной и близкой, а он не поспевал за ходом событий. Он не понимал, он верил и не верил, он сомневался. Но сердце его впервые забилось в такт с чужим - ее - сердцем, ощутило его боль и раскрылось навстречу, чтобы разделить ее.

Он не догадывался, что не бывает случайных совпадений, что все, если не предопределено, так имеет свой тайный смысл, поэтому не понимал, почему эта встреча, которая имела все шансы быть похожей на сотни других подобных встреч, неожиданно, он видел это совершенно ясно, изменила, переломила его жизнь. И из этого излома души, мыслей и чувств, словно родник из свежей трещины в скале, вырвалось на волю новое, неведомое ему раньше чувство. Оно росло в нем, по-молодецки расправляло плечи, распирало его грудь, и он не находил в себе равной силы, чтобы противостоять этому сердечному беспокойству. Он не знал, не понимал еще, что с ним творится, но диагноз мог предположить только один: любовь. Это чувство впервые пронзило его, и он, неожиданно для себя, познал всю глубину своего несчастья и своего счастья одновременно.

Наплакавшись, девушка подняла голову. Она выглядела опустошенной, но и умиротворенной, что ли. Она вытерла ладонями мокрое от слез лицо, всхлипнула еще несколько раз и, наконец, успокоилась.

- Простите, меня, простите, - сказала она Глебу. - Трудно к этому привыкнуть. Невозможно привыкнуть...

- Пожалуйста, успокойтесь, - только и нашелся, что сказать Глеб. И столько в этих двух словах было его вновь обретенного чувства, что девушка, будь она в обычном состоянии, не смогла бы его не заметить. Но сейчас она, конечно, даже не обратила на него внимания.

- Ничего, ничего, - уговаривала она себя, - как-нибудь... Совсем поздно уже, слушайте. Надо отдохнуть до приезда, вам от меня, а мне от самой себя. Вряд ли удастся, конечно, но попытаться стоит.