Дом сержанта Павлова

Той же ночью шесть человек, собрав последние силы, откопали в подвале окно и выбрались наружу. Изможденные и окровавленные, они двинулись к реке, к своим. Им удалось, минуя немецкие патрули, добраться до берега и, ухватившись за бревно, вплавь перебраться на остров Песчаный, к нашим зенитчикам.

Полдня Драган отлеживался, а вечером побрился, переоделся и снова переправился на сталинградский берег.

Когда старший лейтенант докладывал командиру полка о гибели первого батальона, в штольню вошел боец.

С первого взгляда стало ясно: он тоже побывал в изрядной переделке. Солдат был без пилотки, весь в глине и известке, в разорванной шинели. Он ввалился в помещение и прямо с порога выпалил:

— Товарищ полковник, разрешите обратиться!

Он хотел было отдать честь, но вспомнил, что на нем нет головного убора, и вытянул руки по швам. Санинструктор Калинин — это был он — с трудом сдерживал волнение.

Елин, все еще занятый невеселыми мыслями, даже не поглядел на солдата, только молча кивнул.

— Я из дома Павлова! — четко отрапортовал Калинин.

Так впервые прозвучало сочетание двух простых слов: «Дом Павлова», впоследствии ставших символом солдатской славы.

— Что это за «Дом Павлова» такой? — удивился полковник.

— А это наш сержант Павлов занял большой дом на площади… Зеленый, четырехэтажный, — радостно пояснил Калинин и вытащил из-за обмотки помятый листок бумаги — донесение сержанта, адресованное капитану Жукову.

Наблюдая, как усталый солдат торопливо развязывает обмотку, Драган подумал о неизвестном ему Павлове. Да, видать, нелегкое дело предстоит сержанту в том зеленом доме…

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ ПОДКРЕПЛЕНИЕ

А в «Доме Павлова» становилось все тревожнее.

Пошел уже третий час, как Калинин исчез в ночной тьме. Кто знает, чем окончится его вторая попытка доставить донесение в батальон?

Все были в страшном напряжении. Почему немцы не штурмуют? Не решили же они оставить дом в покое? Не может этого быть! Не иначе как фашисты что-то затевают, скорей всего — жди ночью гостей.

Глущенко и Александров ведут наблюдение из окон первого этажа.

Глаза впиваются в пустынную площадь. Теперь здесь все уже хорошо знакомо — каждая груда щебня, каждая воронка от снаряда. Ведь с тех пор, как четыре смельчака овладели домом, прошли целые сутки.

Вон из-за того домика слева — до него метров полтораста — прошлой ночью фашисты делали вылазку. С каким упрямством лезли они под убийственный огонь четырех автоматов! Горячая была ночка…

А что предстоит сегодня? Удастся ли отбить еще один натиск? Запасных дисков взято немало, но ведь всему приходит конец. Павлов проверяет свой запас: только полдиска осталось…

Черноголов наблюдает из второго подъезда. Считается, правда, что на этой стороне находятся свои. Но кто разберется в таком «слоеном пироге», как называлось это в Сталинграде, когда до противника какая-нибудь сотня метров или того меньше — хоть переговаривайся! — а где-то позади тоже немцы засели. Обстановка меняется каждый час. Тут знай только одно: держи ухо востро!

Еще в сумерки Павлов отослал Тимку и Леньку в подвал — от греха подальше. Нечего мальчишек тут держать, того гляди начнется «заваруха». Зато теперь приходится самому носиться из конца в конец большого дома — от Александрова к Глущенко, а от него — к Черноголову и снова к Александрову. У каждого надо побывать, каждого проверить, а главное — подбодрить, чтобы человек чувствовал, что он не одинок.

Но вот, кажется, и долгожданное подкрепление.

— Ну, сержант, видать, Калинин дошел, — радостно доложил Черноголов Павлову. — Погляди-ка вон туда — кажется, ползут. Или померещилось?

Он не ошибся: со стороны Волги действительно кто-то приближался.

— Подпустить на самое близкое расстояние, — приказал сержант, — а я пошел туда, — и он кивнул в сторону первого подъезда.

Он рассчитал правильно. Люди ползли по-пластунски и довольно быстро приближались к двери, за которой с автоматом на изготовку притаился Павлов. В нескольких шагах от крыльца двое внезапно выпрямились во весь рост.

— Стой! Кто идет?

— Здорово, Павлов! Жив?

Павлов узнал по голосу лейтенанта Афанасьева, командира пулеметного взвода. С ним командир пулеметного отделения Илья Воронов.

— Погодите меня хоронить, товарищ лейтенант. Не отлита еще для меня пуля!

Следом, волоча за собой станковый пулемет, подползли Алексей Иващенко, Иван Свирин, Идель Хаит и Бондаренко.

— Что ж, комендант, принимай на постой.

Из темноты вынырнули еще несколько фигур. Это были «сабгайдаки» со своими противотанковыми ружьями. У самого подъезда шальная пуля попала в бронебойщика Нурматова. Он слабо вскрикнул и бессильно поник головой. Тщедушный Цугба, с которым они вдвоем тащили длинное ружье, не смог и с места сдвинуть напарника — тот был чуть ли не вдвое тяжелее его. Но подоспел Рамазанов, такой же великан, как Нурматов, и быстро втащил раненого в дом.

Потом появились автоматчики Шаповалов и Евтушенко. Их приходу стоявший на посту Черноголов особенно обрадовался: ведь оба — его земляки, с Харьковщины.