Дом шелка. Мориарти

Но, вспоминая этот стылый декабрьский день, когда Холмсу самому пришлось столкнуться с силами, которые он так часто вызывал к действию, я готов сказать, что был к этим людям несправедлив, даже к такому жестокому злодею, как Калвертон Смит, или такому вероломному проныре, как Джонас Олдакр. Я писал то, что сегодня принято называть детективными рассказами. Мне повезло: мой детектив был самым выдающимся. Но в некотором смысле он был сформирован мужчинами, да и женщинами, которые ему противостояли, а я отмахнулся от них с чрезмерной легкостью. Я входил в здание полицейского суда, и все они всплыли в моем сознании, я словно слышал, как они окликают меня: милости просим, теперь вы один из нас.

А вот и зал судебных заседаний: квадратная комната без окон, деревянные скамьи и перегородки, дальнюю стену украшает королевский герб. Здесь заседает мировой судья, чопорный старец, в его облике тоже есть что-то деревянное. Перед ним огороженный помост, именно сюда приводят заключенных, одного за другим, процедура быстрая и однообразная, и, по крайней мере, стороннему наблюдателю картина может показаться почти монотонной. Мы с Лестрейдом явились заранее, сели на места для публики вместе с другими зрителями и наблюдали, как фальшивомонетчик, взломщик и мошенник были оставлены до суда под стражей. И все же мировому судье было не чуждо сострадание. Дело подмастерья, который устроил пьяный дебош в день своего восемнадцатилетия, судья вообще не стал рассматривать, велел занести подробности в книгу отказов в возбуждении дела – и отпустил парня на все четыре стороны. Двух детей, не старше восьми-девяти лет, обвиненных в попрошайничестве, решили через службу полицейских судов передать для опеки либо в Общество по защите беспризорников, либо в приют доктора Барнардо, либо в Школьное общество лондонских кварталов. Было странно услышать здесь название последнего из трех заведений – организации, под началом которой работала «Чорли Гранж», где мы с Холмсом недавно побывали.

Все шло своим чередом, но вот Лестрейд толкнул меня в бок, и я увидел, что в зале суда возник новый центр притяжения. Появились несколько полицейских и чиновников, они заняли свои места. Судебный пристав, пухлый и похожий на филина человек в черных одеяниях, подошел к судье и стал что-то ему шептать. На одну из скамей, чуть поодаль друг от друга, сели два знакомых мне человека. Один – доктор Экленд, другой – краснолицый, видимо, он был в толпе возле «Местечка Крира», но тогда не произвел на меня особого впечатления. За ними, вытирая вспотевшие руки, сидел сам Крир (его мне показал Лестрейд). Я сразу понял, что все они – свидетели.

Тут ввели Холмса. На нем была та же одежда, в какой его арестовали, и он был до такой степени не похож на себя, что при других обстоятельствах я мог бы подумать: он нарочно изменил облик, чтобы сбить меня с толку, ведь такой номер он проделывал неоднократно. Было видно, что он провел бессонную ночь. Его подвергли длительному допросу, и мне даже не хотелось думать, какие унижения, так хорошо знакомые рядовым преступникам, пришлось ему пережить. Он и в лучшие времена был худощав, но сейчас выглядел абсолютно изможденным… Однако по пути на скамью подсудимых он обернулся и глянул на меня – в глазах его я увидел живой огонек, из чего заключил, что бой отнюдь не проигран, ведь Холмс умел собирать волю в кулак и бывал наиболее опасен именно тогда, когда шансы на успех, казалось бы, минимальны. Сидевший рядом со мной Лестрейд выпрямил спину и что-то буркнул про себя. Он был сердит и полон негодования – переживал за Холмса, открывшись мне с неожиданной стороны.

Появился барристер, эдакий округлый коротышка, с пухлыми губами и тяжелыми веками, и скоро стало ясно, что он взял на себя роль обвинителя, хотя так и хотелось назвать его инспектором манежа: он манерничал, переигрывал и судебное слушание превратил в цирк.

– Обвиняемый – хорошо известный сыщик, – начал он. – Господин Шерлок Холмс приобрел известность благодаря напечатанным о нем рассказам, которые при всей их сенсационности и поднятой вокруг них шумихе лишь частично отражают истину. – При этих словах я рассвирепел и даже хотел заявить протест, но Лестрейд подался вперед и мягко похлопал меня по руке. – Однако нельзя отрицать, что некоторые не самые способные сотрудники Скотленд-Ярда считают себя перед господином Холмсом в долгу, потому что время от времени он помогал им в их расследовании намеками или аналитическими выкладками, что давало положительный результат. – (Теперь нахмурился уже Лестрейд.) – Но даже лучшие из нас находятся во власти демонов. В случае господина Холмса это опиум, который и превратил его из друга закона в худшего из правонарушителей. Не подлежит сомнению, что вчера в одиннадцать вечера он вошел в курильню опиума в Лаймхаусе, именуемую «Местечко Крира». Мой первый свидетель – владелец этого заведения, Исайя Крир.