Дом шелка. Мориарти

Я заплатил, она взяла мою руку и положила себе на ладонь – белая лента оказалась прямо передо мной. Гадалка вытянула высохший палец и начала водить им по линиям на моей ладони, словно пытаясь разгладить их прикосновением.

– Доктор? – спросила она.

– Да.

– Женат. Счастливо. Детей нет.

– Угадала – три раза из трех.

– Недавно познал боль разлуки.

Что она имела в виду – краткосрочное пребывание жены в Камберуэлле или недолгое содержание под стражей Холмса? Ни о том, ни о другом она знать не может. Я привык смотреть на вещи с долей скептицизма. В моем случае такой взгляд вполне понятен. В обществе Холмса мне довелось расследовать дела о семейном проклятии, гигантской крысе и вампире – и во всех трех случаях объяснение оказалось абсолютно рациональным. Поэтому я решил подождать – пусть цыганка раскроет мне источник своих познаний.

– Ты пришел сюда один? – спросила она.

– Нет, с товарищем.

– Тогда слушай внимательно. В доме у меня за спиной есть тир, видел?

– Видел.

– В комнате над ним найдешь ответы на все свои вопросы. Но шагай осторожно, доктор. Дом в ужасном состоянии, половицы прогнили. У тебя линия жизни длинная. Видишь? Но в ней есть слабые места. Вот эти трещинки… В тебя будто пускают стрелы и будут пускать еще. Смотри, чтобы одна из них не попала в цель…

– Спасибо.

Я убрал руку, будто выдернул из пламени. Я был уверен, что никакая это не гадалка, но что-то в ней повергло меня в трепет. Может быть, на меня подействовали темнота, метавшиеся вокруг алые тени или бесконечная какофония из звуков музыки и гама толпы? Но я вдруг инстинктивно почувствовал: не надо было сюда приходить, здесь правят силы зла. Я вернулся к Холмсу и поделился своим маленьким приключением.

– Значит, теперь будем действовать по указанию гадалки? – отрывисто бросил он. – Что ж, Ватсон, других очевидных вариантов я не вижу. Надо довести дело до конца.

Мы прошли мимо человека с обезьянкой на плече, потом нам попался еще один, с обнаженным торсом, весь в грозных татуировках, которые оживали, когда он поигрывал мускулами. Перед нами был тир, наверх вела шаткая и кривая лестница. Раздалось несколько ружейных выстрелов. Это пытали счастья какие-то подмастерья, но они были в изрядном подпитии, и пули улетели в темноту, а бутылки остались нетронутыми. Холмс шел впереди. Мы осторожно ступали по лестнице, потому что казалось, будто деревянные ступени вот-вот рухнут. Прямо перед нами в стене зиял проход – возможно, тут когда-то была дверь, – за которым густела тьма. Я оглянулся и увидел цыганку, она сидела в своей повозке и зловеще наблюдала за нами. С кисти ее все еще свисала белая лента. Еще не добравшись до верха, я понял: мне устроили спектакль и подниматься сюда было ошибкой.

Но вот мы выбрались на верхний этаж. Когда-то здесь явно хранили кофе – характерный запах продолжал висеть в прокопченном воздухе. Этаж был пуст. Стены взялись гнилью. На всех поверхностях густым слоем лежала пыль. Под нами скрипели половицы. Мелодия шарманки едва доносилась и почти оборвалась, а гомон толпы вообще угас. Сияния ярмарочных факелов хватало, чтобы как-то осветить этаж, но свет был неровный, он постоянно двигался, и нас окружали какие-то кривые тени, и чем дальше мы шли, тем становилось темнее.

– Ватсон… – пробормотал Холмс, и по тону его голоса я понял, что он хочет сказать. Я достал револьвер и почувствовал себя увереннее, ощутив ладонью его вес и холодное прикосновение.

– Холмс, – сказал я, – мы попусту тратим время. Здесь ничего нет.

– Но не так давно здесь был ребенок, – ответил он.

Я перехватил его взгляд и в дальнем углу увидел две забытые игрушки – юлу и оловянного солдатика, который, хотя почти полностью выцвел, стоял по стойке смирно. В этих игрушках было что-то бесконечно печальное. Неужели когда-то они принадлежали Россу? Неужели здесь было его предсмертное пристанище и эти игрушки – единственное воспоминание о детстве, которого у него никогда не было? Меня потянуло к ним словно магнитом, я еще дальше отошел от входа – чего от меня и ждали. Я слишком поздно заметил выступившего из ниши человека и не смог уклониться от просвистевшей по воздуху дубинки. Она ударила меня ниже локтя, боль белой вспышкой затмила глаза, и пальцы мои разжались. Револьвер упал. Я нырнул за ним, но получил второй удар и потерял равновесие. В ту же секунду откуда-то из тьмы раздался голос другого человека:

– Не двигаться, или застрелю обоих на месте.

Холмс оставил этот приказ без внимания. Он уже был рядом и помогал мне подняться.

– Ватсон, вы целы? Никогда не прощу себе, если получите серьезную травму.

– Ничего страшного. – Я вцепился в руку, стараясь нащупать перелом или трещину, и уже понял, что там максимум синяк. – Я не ранен.

– Трусы!