– То есть за считаные секунды до начала атаки появилась слышимость… Почему?
– Не знаю, – сказала Аленка.
– Я сегодня сочинил сто гипотез про твое дальнеслышанье, и чую – все они ложные. Ох, беда мне!.. – Он рывком повернулся на бок. – И я имею мистическое убеждение: этот самый эффект дальнослышанья мы объясним последним, а может быть, никогда не объясним.
Андрей вздохнул и закрыл глаза. Аленка крутила на пальце свою любимую игрушку – большой пистолет Зауэра.
– Ты бы положила пистолет… – не открывая глаз, сказал Андрей.
– Положила уже. Ты знаешь, Андрей, мне странно. Даже низший разум, зачаточный – все равно. Зачем ему нападать, если мы не приносим вреда?
– Почему низший? Дай бог какой… – сонно сказал Андрей.
– Ладно. Ты поспи, мудрец. Пожалуй, я тебя прощу. В будущем, уже недалеком.
– Легко нам все дается, Аленушка. Чересчур легко… Не люблю я… легкости.
– Ты спи, – сказала Аленка. – Ты совсем одурел в этих джунглях. Спи.
…Она сидела над Андреем и прислушивалась к его дыханию – больному, тяжелому и все равно знакомому до последнего звука. Она сидела гордая и счастливая, охраняла его сон и знала, что ничем его не возьмешь – ни славой, ни деньгами. Он все равно будет самим собой. И все равно будет такой же беспомощный – даже удивительно, рабочий парень, золотые руки, и в сути – совершенно беспомощный, но это знает только она, потому что Андрей не отступает – ни за что. В его уверенности что-то есть от большой машины, от трактора или танка. Ведь он все предсказал заранее, и хотя ему никто не верил, кроме Симки Куперштейна, он добился своего. «А Симка молодец, тоже настоящий ученый», – подумала Аленка. Ей вспомнилось, как Лика устроила вечеринку в своей шикарной генеральской квартире и Андрей все испортил. Лика сказала обиженно: «Твой сибирский стеклодув просто невыносим», потому что она была влюблена в Симку и на вечеринке он робко попытался ухаживать, но Андрей все испортил.
Андрей сидел в кабинете с Костей. Поначалу они спорили тихо и пили «спотыкач», а потом Андрей захмелел и стал орать.
Симка потихоньку встал и пошел в кабинет.
– Что он орет? – спросила Лика, глядя вслед Симке. Тогда Аленка тоже пошла в кабинет. Симка грустно смотрел на Андрея, приложив два пальца к губам – знак высшего внимания. Костя презрительно улыбался.
– Модель мозга в муравьиной семье, – говорил Андрей, не сводя глаз с Симкиных пальцев. – Допустим, что двести тысяч муравьев соединили свои головные ганглии.
– Ты выпей, – сказал Костя, но Симка только повел ресницами.
– Вопрос, – сказал Андрей. – Как это может произойти, ага? Я думаю, так: бивуачный клуб эцитонов почему-то не распался.
– Почему? – тихо спросил Симка.
– Мутация. Вывелся очередной расплод, должен быть сигнал – идти в поход, понятно? Предположим, что в результате мутации этот расплод не принимает сигнала…
– Понятно. – Симка опустил пальцы. – Мутанты останутся на месте: стационарный клуб…
– Ага, а в клубе у них непрерывный контакт через сяжки. Правдоподобно, ага?
Она долго не могла отучить его от сибирского «ага»…
– Вот и добился своего, ага? – сказала Аленка и осторожно дернула Андрея за ухо.
– Это ты, – пробормотал Андрей, – а я сплю.
– Вот и просыпайся теперь, – сказала Аленка. – Поешь и спи дальше.
– Нет…
Так он и не проснулся. Алена заставила его перебраться в палатку, и он проспал весь день – свой день победы – и проснулся только следующим утром.
Еще один рассвет, а за ним еще один день. Невыносимо парит; наверно, днем прольется гроза. Ковбойки мокрые, по палатке бегут капли – влажность девяносто пять, температура – тридцать. С утра. И солнце еще не вышло из-за леса.
Очень жарко и душно, и тяжко на сердце, как всегда в такие дни.
Андрей, распухший, как резиновая подушка, пьет кофе и пишет план опытов на сегодняшний день. Он страшно возбужден, у него токсическая лихорадка после укусов. Завтракать не хочет. Попугай Володя сидит на перилах и смотрит на стол то одним, то другим глазом – клянчит. Время от времени он произносит: «Сахаррррок».
Крокодилов не видно.
Так начинался самый важный, решительный день. Среди глухих джунглей, в затопленных лесах, трипанозомных, малярийных и бог еще знает каких.
Аленка думала обо всем этом и крутила свою утреннюю карусель. Завтрак, посуда, снаряжение. Сверх этого она нашла чехлы для контейнеров, ярко-оранжевые, как переспелые апельсины; прижгла Андрею укушенные места – двадцать восемь укусов. Потом забралась в палатку и записала в дневнике: «Очень вялое самочувствие, неровный пульс. Испытываю тревожные опасения. Когда пытаюсь их сформулировать, получается, что о. создают какое-то биополе, враждебное мне и вызывающее тяжелое настроение. Хотя, возможно, это обусловлено моим состоянием и жарой».