Дом скитальцев

Андрей включил кинокамеру. Горбатый никелированный пистолет зажужжал на штативе – очередями с минутными интервалами. Приходилось смотреть, чтобы муравьи не царапали объектив, – челюсти у них слишком крепкие. Он поднял контейнер угрожающим жестом. «Ничего себе, первый жест взаимопонимания», – подумал Андрей.

Алена тоже поставила штатив и нацелила Фотия. Она взяла в визир верхний край Клуба – акустическую ультразвуковую группу, но вспомнила и перевела аппарат направо вниз. Месяц назад они уловили усиленное движение во время эволюций летающих дисков и с тех пор снимали это место ежедневно. Каждый раз, когда в поле зрения разрывалась мантия, она нажимала спуск и взвизгивала про себя – так сонно и мудро шевелились под мантией длинноусые муравьи с гладкими выпуклыми спинками. В центре кадра был здоровенный узловой муравей, толстобрюхий, совершенно неподвижный. На нем одновременно помещались штук пять неистовых рабочих.

– Кадр, – сказала Аленка. Рабочий сунул в челюсти толстобрюхому какой-то лакомый кусочек. Кадр, еще один, еще… Ей показалось, что могучая антенна, мелькнувшая в пяти примерно сантиметрах от толстобрюхого, – его антенна. Так же как Андрей, она подумала, что здесь все спорно и зыбко, что они не знают даже, куда тянутся антенны под неподвижными ножками. Все скрыто… Кадр – это был шикарный снимок: толстый барин отогнул брюшко, на нем мелькнуло белое-белое яичко, и – хлоп! – все закрылось, как шторный затвор аппарата. Нечего было и мечтать – проследить путь рабочего с этим яичком.

Глядя в визир правым глазом, левым она увидела Андрея – он воткнул в землю плакатик на стержне, открыл плоскую баночку. Мед с сахаром. Это был ежедневный трюк – Андрей втыкал значок, ставил баночку и засекал время, и диск педантично делал круг над значком, и все. Муравьи не трогали мед, хотя на дорожках в стороне от Клуба они подбирали с земли все – хоть пуд вылей. Самое смешное было, что мед все-таки исчезал: его съедали случайные муравьи, неспособные почему-то принимать команду от дисков. Это было проверено – рабочие с одной обстриженной антенной сейчас же кидались к чашке, и теперь Андрей собирал с меда отдельную коллекцию уродов, не слышащих команды.

– Поняли, дурни? – сказала Аленка. – Нас не перехитришь. Воздержание – не всегда благо.

Андрей помахал ей и поднял на штатив комбайн. Аленка подключила кабель от комбайна к кинокамере. Началась синхронная запись ультразвука со съемкой акустической зоны и дисков.

В тот самый момент, когда кинокамера нацелилась на круглые выступы акустической зоны, муравьи мантии кинулись в стороны и поверхность Клуба очистилась довольно большим пятном. Аппарат застрекотал как бешеный – Алена водила по пятну телеобъективом, стараясь работать строчками, как телевизионная развертка, а пленки было мало, как всегда в таких случаях.

В середине пятна началось движение. Между мозговыми муравьями протискивались небольшие рабочие – не больше сантиметра в длину, и суетливо стекались к центру-пятну, карабкались друг на друга, собирались в трубку, и она росла на глазах, тянулась к ним, темнела в середине…

Прошло две минуты – Андрей бормотал в магнитофон, не отрываясь от кинокамеры, Алена меняла катушку. Трубка перестала наращиваться – странное образование, не слишком правильной формы, сантиметров пять в диаметре, около десяти в длину. С фронта было трудно оценить длину.

– Волновод, – убежденно сказал Андрей. – Смотри, какие они светленькие. Юнцы. Сегодня раскуклились, держу пари.

…Колокол грянул, разрывая череп и сердце, и все стало фиолетовым, и сразу тяжко ударило в спину и затылок. Копошась в земле, она разрывала землю острой головой, извиваясь всем телом, проталкиваясь сквозь землю кольчатым телом. В землю, пока бешеный свет тебя не ожег, вниз, вниз, вниз…

…Свет ударил в глаза. Она лежала на земле, глядя в фиолетовое небо. Андрей снял с ее груди штатив, обрызгал маску аэрозолью и поднял стекло. Алена села.

– Как червь. Они превратили меня в червя. В дождевого червя.

– Ничего, маленькая, ничего, – бормотал Андрей. – Ну, все и прошло, они больше не посмеют, ничего…

Ее вырвало. Потом она заплакала, и все отошло, как отходит дурной сон после первых минут пробуждения.

– Как ты… это перенес?

– Да что там… – сказал Андрей. – Не знаю. Ничего в общем. Голова так закружилась, и все.

– Ничего себе, – сказала Аленка.

– Да чего там… – Андрей придерживал ее двумя руками, как вазу. – Индивидуальное воздействие…

Он бормотал что-то еще, вглядываясь в нее перепуганными глазами.

– Ничего, – сказала Аленка. – Все прошло. Я себя лучше чувствую, чем утром. Что у тебя в руке?

– Изотопчик. – Андрей показал ей свинцовую трубку с пластмассовой рукояткой – кобальтовый излучатель. – Я вчера еще брал с собой – кое-что проверить.

– Ну и что?

– Когда ты упала, я сбил крышку и резанул по акустике, один раз. Ты сразу перестала корчиться, я резанул еще раз – и трубка разбежалась.

– Так им и надо, – сказала Аленка.