Дом скитальцев

– А эт-та что?! – Юнссон повис перед навигационным экраном.

– Угадай, о сын греха, – сказал Такэда.

Хайдаров посматривал на них, пропуская через пальцы ленту бортжурнала. Команда держалась отлично, просто великолепно – ни смятения, ни торопливости. Юнссон – высокий, тонкий в кости – был похож на Гранта Уйма. Такое же несколько ленивое изящество, тонкая талия, огромные плечи.

Стоник поздоровалась сдержанно. Албакаю улыбнулась и помахала рукой – он, бедолага, опять сидел один в инженерном отсеке.

Уйм поднялся, постоял несколько растерянно. Хайдаров смотрел, как он в задумчивости оторвался от пола – висел наклонно, как падающая башня, держась коричневой рукой за подбородок, с шлемом, витающим над головой, как нимб. Тем временем в рубке возник Сперантов, известный специалист по магнитогидродинамике, – среднего роста, стандартной наружности, с какой-то особенно стандартной прической. «Эге, – подумал Хайдаров, – тебе и не требуется ничего нестандартного при таких глазах… Такие патологически внимательные глаза бывают только у талантливых людей и у душевнобольных. У людей, носящих свою вселенную в мозгу».

– Киоси, введи товарищей в события. Я готовлю зонды, – сказал Грант Уйм.

– Помочь? – спросил Хайдаров.

Вдвоем они поднялись в кладовую, распаковали ракетные зонды и спустили их на грузовом лифте к шлюзу. Цилиндрические радиоуправляемые ракетки были достаточно массивны, килограммов по пятьдесят, и даже в невесомости требовали внимательного обращения. «Мадагаскар» не был исследовательским кораблем, зонды не числились в его инвентаре, – по крайней мере, так полагал Хайдаров. Помогая Уйму устанавливать переносную катапульту, он спросил, откуда на борту зонды.

– О-а, происки Киоси Такэды, – улыбнулся Уйм. – Я разрешил принять их на борт вместо запасного холодильного агрегата.

Хайдаров удивленно посмотрел на него.

– В конце концов, первый инженер – он, не я, – доверительно сказал Уйм. – Он же и первый физик, ему лучше знать, чем инженер может поступиться для физика…

– Странно, Грант. За глаза я был о тебе другого мнения.

– Служака, уставная крыса, а? Все из-за «Голубых лент», куратор… Взяли… Не поспешничай…

Они заложили в катапульту все три зонда, Уйм придирчиво осмотрел проводку запальных устройств. Отряхнул руки.

– Я чистюля, куратор, вот в чем суть. Мой папаша, – он вытянул длинный коричневый палец, – мой папаша, почтенный и сын почтенного, был настоящий масаи, из последних кау-бойз… А?

– Скотоводов…

– Вот. Пас коров, браконьерствовал по заповедникам, был счастлив и не очень любил мыться. Вот я и чистюля.

– Ох уж эта всеобщая психологическая подготовка, – сказал Хайдаров. – Непременно надо привлечь свои детские конфликты… Чистоплотность чаще всего инстинктивна, дорогой командир…

– У меня – нет. Это все папаша, – ухмыльнулся Уйм. – В виде неосознанного протеста я вылизываю все окружающее. Экипаж. Корабль. Орбиты. Я на этом настаиваю: в виде протеста. Плотнее…

Они закрывали люк грузового шлюза.

– Я не знал, что еще уцелели скотоводы, – сказал Хайдаров.

– Теперь – нет. Сорок лет назад был мой папаша и еще двое-трое. Он, когда был помоложе, возжелал добыть льва – как полагается, с копьем, – но лев, увидев копье и не найдя электромобиля, гида и остальных атрибутов, не захотел участвовать в охоте. – Уйм спрятал течеискатель. – Ну все. Куратор! Что ты имеешь сказать мне?

– Вроде бы ничего, – сказал Хайдаров. – А что?

– Думаю, ты пошел, имея целью разговор.

– Ни боже мой, – с полной искренностью сказал Хайдаров. – По-моему, ты в полном порядке. Теперь не в форме, пожалуй, я.

– Страшно? – просто спросил Уйм.

– Страшновато. Не очень, а однако…

Командир кивнул. Не хуже Хайдарова он знал, что бесстрашных людей не бывает. Он кивнул, тщательно расправил складки скафандра – дьявольски неудобная штука, – и проговорил:

– Николай, я совершил глупость. Задержал пассажиров. Сознаю и тогда сознавал, остановиться не мог.

Хайдаров удивленно посмотрел на него. Уйм пояснил:

– Не самобичевание, Николай, нет… Объясняю, дабы ты понял. Я предложил отложить десантирование, будучи в расстройстве чувств, так это говорится?

– Примерно. Мы можем говорить по-английски.

– С русскими я беседую по-русски, – сказал Уйм. – Расстройство чувств, ибо поступок того, кто дезертировал, был гнусный. Я знал, кто его совершил…

– Знал?!

– Оговорка. Предполагал, но без уверенности и спокойствия. Поэтому предложил команде задержать всех. Экипаж согласился большинством голосов.

– Жермен, Такэда, Краснов?

– Ты как в воду глядишь, – с удовольствием сказал Уйм. – Они, почтенные и сыны почтенных, поддержали меня, а я понял, из каких соображений они исходили.

– Из каких же? – спросил Хайдаров.

– Они спасали мою честь. Я не мог представить подобное. Понимаешь?

– Пока нет.

– Мой папаша ходил с копьем на льва. Искал его, чтобы сразиться. Я не умею сомневаться в своей отваге и воображаю, якобы другие меня понимают. Они сомневались.

– Просто они представляли себе, что другие могут усомниться.

– Ха! Безразлично.

– Командир, ты ошибаешься, – сказал Хайдаров, зная, что Уйм прав. – Ты должен их понять.