Он прицепил шлем к спинке кресла, улыбнулся Уйму и что-то спросил. Или что-то успокоительное сказал, а Уйм что-то ответил. Сейчас важны были не слова – тон, тембр, поворот головы. Скверный пафос звучал в голосе Гранта Уйма. Демонстративно звучал. Битый лед пополам с битым стеклом.
– Грант! Прикажи, чтобы сюда не входили…
– Нет.
– Да. – Хайдаров наклонился к пульту. – Сядь спиною ко мне. Я приказываю, Уйм!
Наспех надетый «эльф» давил на горло. «О господи, – подумал Хайдаров, – сейчас Оккам и откажется выдать кривые Гранта Уйма». Но знакомый рисунок послушно вычертился на мониторе Оккама.
Грант Уйм сверкнул зубами, изображая улыбку.
– Ладно, куратор. У меня все в порядке.
– Послушайте, Грант, вы же знаете, что отказ от помощи куратора уже говорит о неблагополучии?
– Я не мальчик, – отрезал Уйм, – извините меня – дела… Такэда!
Интерком не ответил. Командир растерянно посмотрел на Хайдарова, и тот понял – можно.
– Грант, вы хотите спать. Вы очень хотите спать. Под веками – песок. Глаза закрываются, закрываются… Вам становится хорошо и прохладно, – говорил он размеренно. – Хотите спать. Глаза закрываются. Вы спите. Спите. Спите…
Командир Уйм честно спал. Хайдаров закатал левый рукав его скафандра, всадил иглу, сдавил шприц-ампулу. Так… Теперь – внимание к деталям… Опустить рукав и будить либо играть в открытую?
«В открытую – всегда лучше. Это – первое. Второе: Грант хотел, чтобы я его переборол. Хотел, правда, бессознательно – но дал себя загипнотизировать в две минуты. То есть сотрудничал…»
– Грант. Проснитесь, – проговорил он.
Командир пошевелился, и в тот же момент Хайдарова буквально повернуло – ему показалось, что на экране появилась звезда. Нет… Под потолком вспыхнула и сейчас же погасла «пчелка» – оранжевая сигнальная лампа, соединенная с объективом корабельного компьютера. Машина наблюдала за ними. По-видимому, не хотела, чтобы они это замечали…
Уйм проговорил:
– Так. Я в порядке. Благодарю, Никола.
– Ты еще не в порядке, – сказал Хайдаров. – Слушай. Твоей вины здесь нет.
– Куратор, вы теряете чувство меры, – холодно сказал Уйм.
– Очень может быть. Но что я знаю, то я знаю. Пассажиров не высадил – верно, и за это будешь держать ответ. А в другом ты не виноват.
– Ты про Шерну?
– Боже мой, конечно нет…
Уйм пронзительно взглянул на него. Растер локоть, отвернул рукав.
– Так. Спасибо. У тебя все? Такэда! Прошу сюда!
Сейчас же всхлипнул люк, сверху вплыл Такэда – отсалютовал шлемом Хайдарову, прыгнул к пульту и несколько секунд висел в позе ныряльщика, рассматривающего дно. Проговорил:
– Блокада по всем статьям. Гравиметры, жироскопы, все диапазоны частот, корпускулярные датчики, микрометеорные датчики. Глухо.
Командир сухо перебил:
– Собирай экипаж. Десять минут обмена мнениями.
В рубку вплывали один за другим, как глубоководные рыбы в темный грот, серебряные скафандры с красными номерными дисками. Отблескивая серебряным и алым в столбе света, падающего сверху, они ловко переворачивались, откидывали кресла, садились. Жермен тут же ухватил Хайдарова за нагрудник скафандра и начал информировать. С тысячью подробностей. Хайдаров покорно кивал, округлял глаза, поднимал брови. Не слушал. Минуту назад он фактически кончил следствие. Силлогизмы выплывали один за другим, как номерные диски на скафандрах, и рассаживались по местам. В тысячный, наверно, раз Хайдаров удивлялся непостижимой механике мозга – самые каверзные построения свершаются в наиболее неподходящие минуты. Теперь ему было непонятно, как такая простая задача могла казаться неразрешимой, – боже ты мой, Шерна ведь был куратор! Он усмехнулся про себя и услышал слова Марселя:
– …форменным образом! Я сразу сказал: у него нет массы – он поворачивал мгновенно, под углом к прежнему курсу!
– То есть как под углом? – очнулся Хайдаров.
– О! Именно! Показать? Оккам, проекцию маршрута НО на орбитальную плоскость! На экран!