«…И все прекрасно, – подхватил Николай Хайдаров. – Я сам толковал об этом тысячу раз или чуть побольше и в это верю – да-да, верю и сознательно применяю этот гнусный теологический оборот, потому что знать я не могу, и никто не может, потому что знание невозможно без эксперимента. А чтобы проверить, полезна ли ГСПК, надо одну половину человечества изолировать от другой этак лет на двадцать. И в одной половине применять кондиционирование, а вторую оставить жить, как трава растет, и сравнивать количество самоубийств, психических расстройств, количество язвенников и гипертоников, и еще разводов, несчастных случаев на дорогах и бог знает чего. Это невозможно, и не только из-за того, что никто не пойдет на эксперимент с четырьмя миллиардами человек. Даже не потому, что взамен одного человечества мы получим два, и неизвестно, к каким конфликтам это приведет. Просто эксперимент не будет чистым – ГСПК уже есть, это, повторяю, капитальнейший факт действительности, и его нельзя изъять из действительности. Может быть, нам лучше жилось бы и без водопровода и канализации – если бы мы не знали о таковых. Но попробуйте сегодня выключить водопровод! Ох, не пожелаем мы умываться в канаве… А заставь нас – вот тут количество самоубийств и возрастет в эн раз.
Однако мы ускоряемся и ускоряемся – куда же мы это? Словно удираем. Не от чего-то, а от кого-то. Космические снаряды – эк загнула! Однако минут пять уже давит… В амортизаторе, как известно, чувство времени нарушается».
Он покашлял, прочищая горло, и позвал:
– Оккам, я Николай. Соедини с рубкой видео. – И вдвинул экран между собой и пустым лицом скафандра.
Сейчас же он увидел командира. Грант Уйм смотрел куда-то, подняв голову, выставив подбородок. Рот его был по-старушечьи поджат. Он покосился на Хайдарова и опять уставился вперед и вверх. Буркнул:
– Как ты там, куратор?
– Спасибо, командир, – сказал Хайдаров. – Что происходит?
Командир смотрел не вперед, а назад, на кормовой сектор внешнего обзора, – за его затылком маячили стойки штурманского пульта, «условного носа» рубки.
– Происходит, происходит… – невнятно проговорил Уйм. Звонко, резко спросил: – Дистанция?
– Уменьшается, командир, – ответил голос Краснова.
– Рабочее тело?
– Главные баки в нуле. Досасываем припуск.
Такэда, понял Хайдаров. Ну и жаргон у инженеров, вяло подумал он, еще чувствуя себя лицом безответственным – пассажиром, покойно лежащим в амортизаторе. Ну и жаргон… И вдруг он понял и словно выпрыгнул туда в рубку: «Дистанция уменьшается»! За ними гонятся? Кто-то – а не что-то? Не может быть. Не может быть. Это же только говорится, что в космосе может случиться все.
Он был изумлен, как никогда в жизни, но еще не верил своему изумлению. Казалось, он чего-то не понял.
Не отрывая глаз от кормового экрана, командир распорядился:
– Двигателям – стоп. Оккам! Ось кормы держать на неизвестном объекте… Экипаж! Пассажиры! Состояние номер один!
Неизвестный объект?! Хайдаров прямо-таки чувствовал, что у него отвисает челюсть – от изумления, – и в то же время, как автомат, отбросив экран видео, впрыгнул в скафандр: башмаки, перчатки, шлем, застежка, готово – он повис внутри капсулы, Ага, невесомость… Он поспешно перевернулся и лег на место, приняв положение, предписанное пассажиру состоянием номер один. И немедля вернул экран на место.
– Оккам, панораму! Рубку!
В рубке была суета – Жермен и Уйм еще влезали в скафандры. Краснов неподвижно сидел в своем левом кресле, уже одетый в скафандр, с номером. Хайдарова это поразило – экипаж «Мадагаскара» был верен уставу буквально до конца. На дисках скафандров зажглись личные номера: Уйм – первый, Краснов – второй, Жермен – четвертый. Краснов развернул кресло и уставился туда же, куда и Уйм. Жермен сидел спиной к ним, держа растопыренные пальцы на пульте.
– Оккам, кормовой экран! – вскрикнул Хайдаров и онемел.
Он увидел что-то. Сквозь ситаллит шлема на маленьком мутном экранчике он увидел кормовой экран рубки, а на нем нечто, закрывающее Солнце. Будь оно чуть левее, Николай бы не понял, что «неизвестный объект» закрывает Солнце, но сейчас он мог видеть несколько протуберанцев: левый сегмент короны, словно выбивающийся из-под черного одеяла.
Голос командира спросил:
– Киоси! Параметры объекта?
– Все по-прежнему. Полностью непрозрачен.
– Гравитация?
– Нет гравитации, – сказал Такэда и, помедлив, уточнил: – В пределах чувствительности приборов.
Хайдаров так шумно перевел дыхание, что зачесалось в ушах. Объект непрозрачен по всему спектру и не имеет массы!
– Попробуем большой лазер? – спросил Краснов.
– Нет. Для этого надо разворачиваться носом… Оккам! Время до столкновения?
– Командир, двести семьдесят тире триста двадцать секунд.
Николай слышал, как командир вздохнул, легонько кашлянул и проговорил:
– Товарищи, ваше мнение. Делаем еще попытку уйти?
– Уйти? – отозвался кто-то. – Нет. Хватит. Хватит.
– Мы пройдем насквозь, – пробасил Албакай. – У него нет массы, Грант. У нас – десятая степень, скорости почти одинаковы.