Но старуха отрицательно покрутила головой и продолжала свой путь. Павлов из первого подъезда вновь предупредил ее, но она на его приказ не реагировала. Павлов понял, что это враг.
Очередь из автомата свалила «старуху» на землю, и в ту же минуту гитлеровцы открыли беглый огонь из минометов по западной стене. До самого вечера гарнизон в напряжении ожидал атаки противника, но ее так и не последовало. А когда стемнело, Иващенко и Свирин притащили тело «старухи». Как и следовало ожидать, это была не старуха, а немец в женском платье. «Маскарад» не удался!
Однажды в полночь к нам пришел комбат Жуков.
— В двенадцать ночи будет сильный взрыв. Всех людей с оружием вывести в подземные ходы, — приказал он.
Когда приказание было выполнено, мы с комбатом сели за стол в подвале и положили перед собой часы. Минутная стрелка приближалась к двенадцати.
— Знаешь дом железнодорожников, что правее от вас? Как его тогда фашисты взяли, так ни с места, — рассказывал Жуков. — Сколько раз пытались мы их выбить оттуда — и все неудачно. Но теперь они там последние минуты доживают. Наши соседи пробили подземный ход к этому дому и заложили взрывчатки изрядно. Как ахнет — и полетят фрицы в тартарары, так наши штурмовые группы вперед кинутся, они уже наготове, ждут. Конец будет этому опорному пункту.
Стрелки на циферблате сошлись, и наш дом содрогнулся, как при землетрясении. Мы подбежали к амбразурам. Там, где несколько минут назад возвышалось здание, сейчас поднимался столб дыма и пыли. Сквозь стрекотню автоматов доносилось солдатское «ура!». Гитлеровский гарнизон погиб под рухнувшими развалинами; некоторых фашистов взрывной волной выбросило наружу. Наши подразделения заняли дом железнодорожников.
Последние дни обороны
Стояла середина ноября. По утрам заметно холодало. Заморозки покрывали легким инеем землю и руины. Небо часто застилали черные тяжелые тучи, выпадали дожди. Сталинград уже не горел, нигде ни одного костра. Все, что могло гореть, давно стало пеплом. Фашисты еще бомбили город, но пожаров не возникало.
Все чаще и чаще наши подразделения переходили в контратаки. То с одной, то с другой стороны доносилось «ура!» защитников Сталинграда. А гитлеровцы теперь кричали по-другому.
Однажды Чернышенко, стоявший у западной стены, услышал со стороны здания военторга:
— Рус, на сколько человек один булька-хлеб?
— На два человека, — крикнул в ответ младший лейтенант.
— А у нас на четыре зольдат, — отозвался тот же голос. — На автомат, дай буханка хлеб.
— У нас автоматы не хуже ваших. А хлебом подавишься. Хочешь хлеба — сдавайся в плен.
— Ты, рус, расстреляешь.
Но, несмотря на упадок морального духа в гитлеровских войсках, они еще яростно огрызались, шли на всякие подлости. Особенно их удручала потеря дома железнодорожников, они мечтали взять за него реванш и объектом избрали наш дом.
Чернышенко мне доложил, что в юго-западном направлении, недалеко от угла дома, под землей слышны какие-то удары. Воронов, Павлов, Рамазанов и я долго стояли в молчании, прислушиваясь. Шум под землей был похож на удары лопатой о твердый грунт. Мы догадались, что там делается.
— Под нас подкапываются, гады, — шепотом сказал Рамазанов.
Мы немедленно доложили о затее врага командиру роты Наумову. Через пятнадцать минут к нам пришел майор инженерных войск с какими-то приборами и наушниками. Он некоторое время сидел молча, потом снял наушники и показал:
— Вот в этом месте пробейте фундамент и метрах в двух от угла здания выройте траншею как можно глубже.
Не теряя ни минуты, мы приступили к делу. Наши удары враг услышал. Из военторга нам кричали:
— Рус, ты хитрый, но тебе все равно капут.
В ответ кто-то из бойцов закатил матом, и это, видимо, фашиста задело, наверно целый рожок выпустил гитлеровец из автомата.
— А ну, Рамазанов, давай ружье сюда, а мы с Мосиашвили пока подразним этого наглеца, — обращаясь к бронебойщику, проговорил Гридин.
Вскоре из окна, откуда строчил вражеский автоматчик, повалил густой дым, а затем вырвалось наружу и пламя.
— Ну как, фриц, пошутил? — но на вопрос Павлова из военторга никто не ответил.
— Тот хриц мабудь с перепугу латата дал, як що жив остался, — поглаживая усы, самодовольно говорил Глущенко.
Гитлеровцы догадались, что их затея взять реванш за железнодорожный дом провалилась, они так и не закончили подкоп.
Наступила напряженная ночь. Часа в два Гридин, обходивший оборону, доложил мне, что из развалин, недалеко от дома, доносится подозрительный шорох. Всматриваясь в контуры руин, мы заметили, как от развалин отделились фигуры и двинулись к нам. Гридин дал очередь из автомата, и два человеческих силуэта, низко пригнувшись, быстро скрылись за сгоревшей автомашиной стоявшей метрах в двадцати от наружного подвала.
— Наверно, немецкая разведка прощупывает подходы к нашему дому, — шепнул мне Гридин.
Мы решили взять вражеских разведчиков живыми. Предупредили об этом посты. На всякий случай Чернышенко встал с гранатами в комнате первого этажа, станковый пулемет выдвинули на секретную огневую позицию, чтобы отсечь лазутчикам обратный путь.