Кончилась Великая Отечественная война. Берлин покорен. Над рейхстагом водружено знамя нашей победы. Фашизм пал перед силой и мощью нашего народа. Этот день долгожданной победы меня застал в Чехословакии под Прагой. Сюда на помощь чехословацкому народу наша часть была спешно переброшена из-под Берлина с войсками 3-й танковой армии.
В 1946 году, возвращаясь из отпуска, проездом пришлось побывать в городе на Волге. Как только поезд остановился у перрона вокзала, сразу потянуло на площадь имени 9 Января.
Медленно шли мы с женой по городу. Всюду стояли разбитые здания, но не они привлекли наше внимание, а леса строек. Тут и там закладывались фундаменты новых домов, прокладывались улицы, восстанавливались старые.
С волнением мы подошли к памятному дому. Здание было уже восстановлено, но следы пуль и осколков на его стенах напоминали о всем пережитом. Чья-то заботливая рука перечисляла на наружной торцовой стене со стороны Волги имена близких мне боевых друзей, мужественных защитников легендарного бастиона. А рядом виднелась более свежая надпись. «Мы возродим тебя, родной Сталинград!»
Вот и первый подъезд, сюда мы впервые вошли в памятный сентябрьский вечер 1942 года. По знакомой лестнице мы поднялись на второй этаж. Я нерешительно постучал в одну из квартир. Мне открыла дверь молодая женщина. Напившись воды, я спросил ее, не слышала ли она, кто остался в живых из защитников дома.
— Кроме Павлова, ни о ком не слыхала, — ответила хозяйка.
«Неужели все погибли? — подумал я. — Все возможно, война была тяжелой и унесла с собой миллионы».
Выйдя на улицу, мы обошли вокруг дома, постояли на площади. По расчищенным улицам вереницей шли машины, груженные строительными материалами, среди развалин копошились с носилками и лопатами люди. Жители восстанавливали родной город.
Служба в армии для меня с каждым годом становилась все труднее, зрение резко ухудшалось.
— Ну что же, капитан, скрывать от вас правду не стану, — сказал мне как-то окулист окружного военного госпиталя Тбилиси. — Ваши глаза пока неизлечимы, готовьтесь на «гражданку».
Осенью 1951 года пришел приказ, и я уволился из армии в отставку, стал инвалидом войны по зрению.
Письмо из Сталинграда
Шли годы. Все дальше и дальше в прошлое уходили суровые дни боев, а вместе с ними расплывались в памяти связанные с ними события и образы друзей. А когда в каком-нибудь журнале или в газете появлялась статья о героической обороне сталинградского дома, то перед глазами, словно из густого тумана, выплывали знакомые лица товарищей, хотя имена многих из них и не упоминались.
После ухода из армии в отставку я поселился со своей семьей в Борисоглебске и в меру своих сил и возможностей занялся мирным трудом. Многое из пережитого на фронте уже улеглось, позабылось, но вскоре пришлось обо всем вспомнить. В октябре 1956 года в мой адрес неожиданно пришло письмо из Сталинграда.
«Уважаемый Иван Филиппович! — писал директор Музея обороны. — По имеющимся у нас сведениям, вы являетесь участником обороны Сталинграда и, в частности, защищали знаменитый „Дом Павлова“. Мы уже установили связь со многими участниками обороны дома. Надеемся, что и вы откликнетесь на нашу просьбу».
Сколько было радости, когда я прочитал эти скупые, но много говорящие строки письма. Несколько дней из головы не выходили слова: «Мы установили связь уже со многими участниками обороны дома».
С кем? Кто остался в живых? Как хотелось встретиться, поговорить, вспомнить обо всем, что уже постепенно забывалась. А вскоре пришло из Сталинграда и другое письмо. Горисполком приглашает приехать в город на празднование 14-й годовщины разгрома немецко-фашистских захватчиков у Волги.
Поезд подходил к перрону вокзала. Волнение нарастало с каждой минутой. Кто приедет из боевых друзей? Кого из них встречу на празднике?
Я вышел из вагона. Мои глаза с трудом различали в предрассветных сумерках высокий контур нового вокзала, а за ним очертания других зданий. Их было много-много. Море электрического огня образовало зарево нового, возрожденного города-богатыря.
В гостинице мне отвели уютную комнату. Каждую минуту я ощущал заботу со стороны сотрудников Городского Совета, Музея обороны и работников гостиницы.
Но вот кто-то постучал в дверь и переступил порог. Послышалось легкое постукивание костыля. Рассмотреть лицо вошедшего не мог. «Кто?» — в волнении забилось сердце. И вдруг до малейших оттенков знакомый голос:
— Здравствуйте, товарищ Афанасьев! — передо мной стоял Илья Воронов.
Мы крепко, по-братски обнялись. Я никогда не видел слез на глазах бойцов нашего гарнизона. Никогда, как бы тяжело ни было. А тут мы не могли сдержать переполнявших нас чувств. Мы долго не выпускали друг друга из крепких объятий.
Начались взаимные расспросы, воспоминания.
— Война для меня закончилась здесь в «молочном доме», когда раздробило ногу и перебило руку, — рассказывал Илья Васильевич.