– Вам точно не стоит, – парировала магистрат. – Идите и заберите останки. Делайте с ними что хотите. Поручаю вам сообщить эту новость другим роботам. И… не интересуйтесь больше Фантомом. Никогда.
– Не будем, – пообещала я.
– Когда вы говорите «останки», что…
– Я говорю как есть. Судя по наблюдениям, робот выглядит почти так же, как в день, когда вы его оставили. Он больше не слит с куском корпуса, но других изменений к лучшему нет. Ваш план, увы, провалился.
Пять минут спустя мы с Лихнисом летели на флайере, пустив его во всю прыть. Разговор не клеился – мы обрадовались, что Геспер вернулся, но тотчас сникли, услышав о его состоянии. Камеры слежения не обнаружили признаков жизни у золотой фигуры, которая после ухода Фантома ни разу не шевельнулась. Под нами проносились дюны, и я поняла, что меньше всего ожидала такого результата – что Геспера вернут невосстановленным. Я допускала, что Фантом починит его, что превратит в нечто странное, что вообще не вернет. Что Геспера разберут, на несколько дней втянут в облачный разум, а потом изрыгнут в прежнем состоянии – казалось бессмысленным. Увы, факты не изменить, от золотой фигуры на постаменте не отмахнуться.
– Может, ему нужно время, чтобы восстановиться? – предположил Лихнис. – Как больному после операции на планете, где еще режут людей ножами и лазерами.
– Спасибо, что стараешься меня подбодрить. Но лучше не обнадеживай впустую.
– Я лишь к тому, что о Геспере мы знаем не так много. Исключать нельзя ничего. Фантом не просто так его вернул.
– Фантом поиграл с Геспером, разобрал забавы ради, понял, как он работает, и, наигравшись, вернул.
– Не починив?
– Мы же не знаем, что думает Фантом. Вдруг, в отличие от нас, он не считает, что Гесперу нужна помощь.
Вскоре мы подлетели к башне и, когда пошли на посадку, четко рассмотрели Геспера. Он лежал на спине и не шевельнулся, даже когда над ним пролетел флайер. В глаза бросалось одно-единственное изменение – отсутствие оплавленной массы с включением обломков «Вечернего». Фантом явно понял, что бесформенному куску на Геспере не место, восстановил расплавленные части тела робота, но последний шаг не сделал – к жизни его не вернул.
Мы сели на платформу и вышли из флайера. Лихнис достал из багажника леваторы и, пока мы шли к постаменту, толкал их перед собой по воздуху.
Я опустилась на колени перед Геспером и провела ладонью по золотым выпуклостям его груди.
– Ни следа повреждения, – проговорила я тихо, словно боясь потревожить спящего. – На теле ни единого изъяна, даже руки теперь одной толщины. Вряд ли у него осталась органическая ткань.
– Фантом столько сделал для Геспера, так почему не оживил?
– Огоньки до сих пор кружатся, значит какая-то активность сохраняется.
– Но не интенсивнее, чем до встречи с Фантомом.
– Я думала, все будет не так. Думала, если Геспер вернется, то целым и невредимым.
Лихнис прикрепил леваторы и поднял робота над платформой. Тот не шевельнулся, застывшие конечности даже без опоры лежали неестественно ровно. Казалось, перед нами золотой монолит.
Я взглянула на горизонт, не увидела ничего и разозлилась, словно меня подвели, словно Фантом Воздуха нарушил соглашение.
– Нам пора, – проговорил Лихнис, и я отвернулась, чтобы он не видел мох слез.
Глава 23
Двести пятьдесят шесть слоев лежали на полу квадратом-мозаикой стороной в шестнадцать плиток. Волчник разместила их по мудреной схеме, а на первый взгляд казалось – как попало. Суть принципа заключалась в том, что если слои соседствовали на плитках, то не соседствовали на теле Синюшки. В итоге получилось, что одна содержала слой тела целиком, а соседняя – отдельные куски. Плитки светились изнутри – в каждой еще теплилась жизнь. Под тонким стеклом масляными ручейками текли физиологические жидкости. Легкие Синюшки сдувались и раздувались – каждое ритмичное движение эхом отдавалось на многих плитках, разделенных каменными дорожками так, что получилась решетка. Больше всего зрелище напоминало классический сад с прудом, на темной поверхности которого пульсировали странного вида кувшинки. Когда мы пришли, Волчник расхаживала по дорожке, покачивая пистолетом. Допрос уже начался: Синюшке в бессчетный раз задавались одни и те же вопросы.