Дом Солнц

Геспер напал на Каденцию. Безоружный – после ухода из ковчега изготавливать пистолет было некогда, – он мог рассчитывать лишь на фактор внезапности. Это помогло – Каденция явно не предполагала, что в полумраке грузового отсека к ней подбираются. В памяти всплыло мое первое впечатление: когда Лихнис привел его на мостик «Лентяя», я вспомнила охотничью кошку, которая была у меня в Палатиале, и репродукцию «Давида» Микеланджело, стоявшую в коридоре нашего старого дома. Те ассоциации, противоречивые, но взаимодополняющие, нахлынули с новой силой, когда Геспер налетел на Каденцию и прижал ее к полу. Они боролись с такой скоростью, что я видела лишь извивающуюся темную массу вроде квантового облака вероятности, но из металла. В глубоком вакууме отсека драка получилась бесшумной. Полумрак озарила яркая вспышка, а секундой позже темный клубок распался.

Оба робота неподвижно лежали на полу.

Оба получили повреждения.

Геспер растянулся на спине в пяти-шести метрах от Каденции. На груди, там, где у людей сердце, темнела дыра. Его кожа посветлела до золотого, потемнела, посветлела, потемнела – и осталась такой. Огоньки больше не кружились за стеклянными панелями над ушами. Каденция лежала на боку, лицом к Гесперу. Казалось, она сладко спит. Боевая рука, оторванная от локтя, валялась метрах в трех-четырех от Геспера. Из обрубка пробивалось серебряное устройство, лоснящееся от ртутной смазки. Геспер казался мертвым, а Каденция еще подавала признаки жизни. Не в состоянии выбраться из ковчега, я могла только смотреть.

– Геспер, вставай! – взмолилась я, глядя на дверную панель.

Каденция зашевелилась. В голове замерцали огоньки, задергались пальцы здоровой руки, потом обрубка, что валялся рядом с Геспером. Сантиметр за сантиметром Каденция подняла голову так, чтобы видеть обрубок. Лицо ее выражало полнейшую безмятежность.

Серебристый робот отодвинулся от своего обрубка еще чуть дальше и выпустил побег – блестящую нить, которая скоро достигла пола. Побег быстро рос и, как сперва мне показалось, тянулся к Гесперу. Вдруг Каденция задумала что-то вроде ядовитого поцелуя? Но вот побег обогнул Геспера, и стало ясно: ему нужен обрубок.

– Геспер, пожалуйста, очнись! – снова взмолилась я. Хотелось закричать, но холодный рассудок подсказывал: бесполезно. Если Геспер меня не услышал, ему уже не поможешь.

Побег достиг цели – дотянулся до обрубка и обвил его, как плющ обвивает упавшую ветку. Потом он начал сокращаться медленно, но методично, волоча боевую руку с собой.

– Геспер, ну пожалуйста!

Неужели услышал? За панелями над ушами Геспера вспыхнули огоньки. Побег тем временем прополз четверть обратного пути.

– Геспер, она жива! Каденция жива!

Из-за двери донеслись искаженные пронзительные звуки, словно сто человек одновременно кричали на ста разных языках. Это Геспер пытался мне ответить, но безуспешно: с ним было что-то не так. Очень-очень не так. Впрочем, я это уже знала.

– Вставай! – решительнее проговорила я. – Времени в обрез. Слушай меня, робот, либо ты встаешь, либо нам обоим крышка.

Геспер шевельнулся – плавно, лениво, словно зевнув всем телом, – и снова замер.

– Каденция самовосстанавливается, – продолжала я. – Если не помешать ей…

– Пор… – выдавил Геспер, то ли уговаривая себя подняться: «Пора», то ли окликая меня.

– Вставай, золотой мой! Мне нужна помощь!

Робот снова шевельнулся, на сей раз движение получилось более осмысленным. Раз! – он перевернулся на бок и впился глазами в Каденцию. Обрубок был уже на полпути к ее телу. Геспер прижал ладонь к полу и рывками толкал корпус вверх, пока не оперся на локоть другой руки. Включились ноги, и вскоре он уже полусидел-полулежал. На пару секунд Геспер словно окаменел – рывок отнял много сил. Обрубок и культю разделяли считаные метры. Видимо, Каденцию временно парализовало, но после восстановления боевой руки к ней вернулась бы возможность стрелять. Только я утешилась ее неподвижностью, Каденция дернулась и стала садиться. К ней, как и к Гесперу, с каждой секундой возвращалась подвижность. Да, умеют же роботы восстанавливаться!

– Геспер! – заорала я, наплевав на здравомыслие.

Геспер вышел из короткого стазиса и неуверенно поднялся. Теперь я могла рассмотреть его рану – сквозную брешь с мою руку шириной. Рана блестела густеющим серебром, истекала ртутью и стробировала ярко-голубым. Одна нога сгибалась хуже другой. Геспер неловко повернулся и увидел, что лишь метр отделяет обрубок от культи.

Как на ходулях, он шагнул к Каденции. Та вздрогнула и, словно щит, подняла здоровую руку. Левой ногой Геспер наступил на серебряный побег, тяжело опустился на колени и поднял с пола обрубок боевой руки. Серебряный побег потянулся, как расплавленный сыр. Геспер встал, с устрашающей силой сжал обрубок в кулаке и швырнул во мрак. Я ждала грохота, но, разумеется, напрасно – кусок металла приземлился бесшумно.

– Геспер, – позвала я, – ты меня слышишь?