Лабиринт настроений был достаточно приятным развлечением, популярным у большинства рискнувших однажды в нем побывать. Но, создавая его, я имел в виду нечто большее. Я надеялся, что Лабиринт что-то расскажет мне об умонастроениях Лопуха, если только тот решит участвовать в игре. Поскольку участие было добровольным, меня никто не мог обвинить в том, что я незаконно проникаю в тайны его души.
Но Лопух беспрепятственно преодолел Лабиринт, причем датчики в стенах практически не отметили каких-либо изменений в его эмоциональном состоянии. Нельзя было исключать жульничество, хотя это выглядело маловероятным – Лабиринт настроений выявлял большинство уловок, за чем следовало соответствующее наказание. И даже если Лопуху было что скрывать, он с легкостью мог вообще отказаться от прохождения Лабиринта.
Больше всего меня удивили растерянность и злость некоторых других участников. Когда группа Сторонников поспорили, кто быстрее преодолеет Лабиринт, самое большое унижение испытал Овсяница, угодивший в замкнутую петлю. Видя его нарастающую ярость, я в конце концов тактично вмешался и позволил ему покинуть Лабиринт.
Я встретил Овсяницу у выхода.
– Что, чертовски непростая задачка? – усмехнулся я, пытаясь разрядить атмосферу.
– Страшилки для детей, – сердито бросил он. – Впрочем, ничего другого я от тебя и не ожидал.
– Это всего лишь игра. Тебе вовсе не обязательно было в ней участвовать.
– Да для тебя вообще все – игра без каких-либо последствий. – Он покосился на других Сторонников, насмешливо смотревших на нас. – Ты понятия не имеешь, что поставлено на карту. И даже если бы знал, то дрожал бы от страха при одной лишь мысли об ответственности.
– Ладно, – я примирительно поднял руки, – запрещу тебе участвовать в любых моих играх. Тебя это удовлетворит?
– Если хочешь знать, что меня удовлетворит… – начал Овсяница, но тут же нахмурился и повернулся, чтобы уйти.
– Портулак, да? – спросил я.
Он понизил голос до шепота:
– Я честно тебя предупреждал. Но что толку? Ты так и ухлестываешь за ней, пренебрегая всеми остальными. Ваши сексуальные отношения – практически моногамия. Тебе плевать на традиции Линии.
– И это все из-за Лабиринта, Овсяница? – бесстрастно спросил я, не клюнув на приманку. – Никогда не думал, что на тебя так действует поражение.
– Ты понятия не имеешь, что поставлено на карту, – повторил он. – Грядут перемены, Лихнис, – резкие и внезапные перемены. И единственное, что сможет удержать Линию, – самопожертвование.
– Речь идет о Великом Деянии? – спросил я.
– Речь идет о долге, – ответил он. – О том, чего ты, похоже, не способен понять. – Он бросил взгляд на Лабиринт, будто желая, чтобы тот рассыпался в прах. – Продолжай играть в игрушки, Лихнис. Развлекайся, сколько душе угодно. А вещи поважнее оставь другим.
Овсяница ушел. Я растерянно моргал, сожалея, что упомянул о Великом Деянии. Теперь о моем интересе к нему знает по крайней мере один Сторонник.
Чья-то рука коснулась моего плеча.
– Вижу, этот старый пердун опять тебя достает?
Это был Критмум, вторгшийся в мое личное пространство. В обычной ситуации я бы попросту отстранился, но сейчас расслабился, радуясь возможности облегчить душу.
– Похоже, он не в восторге от Лабиринта настроений, – сказал я.
– Не бери в голову. Овсяница уже несколько недель странно себя ведет. Что у него за проблемы?
– Ему не нравится, что я провожу время с Портулак.
– Лишь потому, что этот мерзавец так и не сумел ее трахнуть.
– Думаю, дело не только в этом. Овсяница в чем-то замешан. Ты ведь знаешь, о чем я?
Критмум понизил голос:
– Не имею ни малейшего представления. Кроме того, что это некое деяние и что оно великое. Может, у тебя информации побольше?
– Сомневаюсь, – ответил я. – Но так или иначе, Овсяница считает, что оно намного важнее праздного времяпровождения, к которому склонны мы с Портулак.
– Он что, пытался тебя завербовать?
– Не уверен. Не могу понять, то ли он осуждает меня за все, то ли просто крайне разочарован, что я растрачиваю впустую талант.
– Что ж, бессонницей я от этого точно не стал бы страдать. Овсяница – всего лишь старый унылый зануда. Его нить вроде не вызвала фурора на всем острове?
– Как и моя.
– Разница в том, что Овсяница явно ожидал большего. Между нами… – Критмум, поколебавшись, огляделся. – Думаю, он утаил кое-какие факты.
Я нахмурился:
– Хочешь сказать, он подделал свою нить?
– Некоторые детали. Мы едва не встретились у Вуали Геспера – достаточно близко сошлись, чтобы обменяться опознавательными протоколами.
Я кивнул. Неподалеку от Вуали Геспера находилась сверхновая, и некоторые из нас планировали подобраться к ней поближе.
– Вряд ли этого достаточно, чтобы обвинить его во лжи.
– Да, – кивнул Критмум. – Но, судя по его нити, он вообще миновал Вуаль. Зачем ему было врать? Затем, что либо до, либо после он побывал где-то еще, о чем не хотел нам сообщить. Вероятно, в каком-то намного менее интересном месте, чем те, что наличествуют в его нити.
Я ощутил легкую дрожь, подумав, не замешан ли Овсяница также и в истории с Лопухом. Не могут ли они быть сообщниками?