К полуночи шаттерлинги и их гости разошлись, чтобы заснуть и увидеть сон. Система наблюдения подтвердила: бодрствующих не осталось, включая Лопуха. Нить вплеталась в их коллективные воспоминания. В течение последующего часа между островом и кораблями никто не перемещался. С запада дул теплый ветерок, но море оставалось спокойным, если не считать иногда появлявшихся на поверхности водных обитателей.
Мы с Портулак взялись за дело. Окружив себя транспортными кубами, поднялись над островом сквозь гущу висящих кораблей. Корабль, принадлежавший Лопуху, выглядел скромно по меркам Линии Горечавки – длиной в километр, не слишком современный и быстрый, но при этом массивный и надежный. Его бронированный зеленый корпус казался полупрозрачным, будто отполированный черепаший панцирь. Со стороны кормы торчала на шипастом стебле покрытая прожилками зеленая луковица двигателя, с которой и свисал носом вниз корабль, слегка покачиваясь на вечернем ветру.
Куб Портулак летел впереди. Она скользнула под похожий на лягушку нос корабля, затем вынырнула с другой стороны. На половине высоты корпуса, между парой темно-зеленых пластин, виднелся морщинистый шлюз. Ее куб передал опознавательный протокол, и шлюз раскрылся, будто заспанный глаз. Внутри хватало места для двух кубов, и те расстелились, выпустив нас наружу.
Ничто во внешности Лопуха не свидетельствовало о том, что воздух на его корабле чем-то отличается от стандартной кислородно-азотной смеси. И все же я облегченно выдохнул, после того как набрал в грудь воздуха и понял, что им можно дышать. Было бы крайне неприятно возвращаться на остров и переделывать мои легкие, приспосабливая их к ядовитой среде.
– Мне знаком этот тип корабля, – прошептала Портулак.
Мы находились в красной, будто простуженная глотка, входной камере.
– Третий Интерцессионный. У меня когда-то был похожий. Если Лопух не слишком многое в нем поменял, вряд ли мне сложно будет тут ориентироваться.
– Корабль знает, что мы здесь?
– Да, конечно. Но с того момента, как мы оказались внутри, он должен воспринимать нас как друзей.
– Что-то вся эта затея вдруг показалась мне не столь превосходной, как десять дней назад.
– Обратно уже не повернуть, Лихнис. Там, на острове, другие видят во сне мою нить и гадают, с чего это вдруг я стала такой ярой искательницей приключений. Не для того я во все это ввязалась, чтобы ты пошел на попятный.
– Ладно, – сказал я, – считай, что ты меня должным образом приободрила.
Несмотря на попытки шутить, я не мог избавиться от ощущения, что наша авантюра приняла куда более серьезный оборот. До этого вечера мы лишь занимались безобидной слежкой, что добавляло пикантности времяпровождению. Теперь же подделали нить и вторглись без спроса на чужой корабль. И то и другое было не меньшим преступлением, чем прочие, совершенные за всю историю Линии Горечавки. Его раскрытие могло означать изгнание из Линии, если не кое-что похуже. Это уже не игра.
Когда мы приблизились к краю камеры, сфинктер в ее конце раскрылся с отвратительным чавкающим звуком, впустив теплый, влажный воздух с едким запахом.
Пригнувшись, мы шагнули через низкий проем в куда более просторное помещение. Как и камера шлюза, оно освещалось случайным образом расположенными световыми узлами, торчавшими из мясистых стен, будто вклинившиеся в древесную кору орехи. В разные стороны уходило полдюжины коридоров, обозначенных символами на каком-то устаревшем языке. Я помедлил, дожидаясь, когда мой мозг извлечет из глубин памяти и прочтет необходимые сведения.
– Этот, похоже, ведет на мостик, – сказал я, когда символы внезапно обрели смысл. – Согласна?
– Да, – кивнула Портулак, едва заметно поколебавшись.
– Что-то не так?
– Может, ты и прав. Может, это все-таки была не самая лучшая идея.
– Почему ты испугалась?
– Слишком все просто, – ответила Портулак.
– Я думал, так и должно быть. Иначе зачем бы нам понадобились все эти сложности с протоколом доступа?
– Знаю, – кивнула она. – Но мне кажется… Я ожидала какого-то препятствия. А теперь меня тревожит, что мы, возможно, идем прямо в ловушку.
– Лопуху нет никакого смысла ставить ловушку, – сказал я, хотя и не мог отрицать, что мне точно так же не по себе. – Он не ожидает нашего визита. Вообще не догадывается, что мы за ним следим.
– Давай проверим мостик, – предложила она. – Только побыстрее, ладно? Чем скорее вернемся на остров, тем сильнее я обрадуюсь.
Мы двинулись по коридору, который уходил вверх и несколько раз сворачивал. Все это время мы сверялись с обозначавшими мостик знаками. Вокруг нас дышал и булькал корабль, будто спящее чудовище переваривало сытный ужин. Биомеханические конструкции были типичными продуктами Третьего Интерцессионного кораблестроения, но я никогда не питал к ним особой любви, предпочитая, чтобы мои машины имели твердую поверхность и определенную форму, как и заведено природой.