– Сегодня пограничное состояние. Она в своих фантазиях – сражается с призраками, а с нами говорить не может.
– Расскажите мне про дом.
– Твоя мать вбила себе в голову, что знает, как спастись от призраков. Здесь, в глубине дома, она относительно спокойна. В боковое крыло она не осмелилась бы войти, даже если бы могла. Там, по ее мнению, слишком опасно. По мере развития психоза твоя мама пряталась все дальше и дальше от внешнего мира. Теперь ее мир здесь. Сперва он сузился до нескольких комнат, потом до этой палаты, потом до контейнера. Только твоей маме не хватило и этого. Она придумала барьеры, которые задержат призраков и собьют их с толку. Так появились коридоры, ведущие никуда или к своему же началу; невидимые призракам лестницы; бесчисленные зеркала, которые собьют ее мучителей с толку; двери, за которыми стена. Разумеется, не достаточно и этого. Призраки умны и изобретательны, они не оставят попыток прорваться к твоей маме. Дом следует постоянно модернизировать, чтобы мучители не освоились с планировкой. Нужно расширять его, нужно возводить новые крылья и башни, а существующие почаще перестраивать, сооружать лабиринты и ловушки. Главное – не останавливаться. Пока в доме идут перемены, твоя мать цепляется за остатки разума, пусть даже лишь в дни прогресса. Если прервать обновления, если она поймет, что призракам дали дорогу, ей не сохранить и этих жалких остатков здравомыслия. Мы навсегда ее потеряем. – Мадам Кляйнфельтер взяла меня за руку. Ладони у нее были крупные, шершавые. – Надежда еще есть. Специалисты верят, что твою маму удастся вернуть к жизни. Поэтому мы потакаем ее желаниям и наш дом такой. Поэтому тебе пришлось расти в необычных условиях, которые пугают и расстраивают многих детей. А ты выдержала. Абигейл, ты умница, мы тобой гордимся. Все, включая твою маму.
– Она поймет, что я ее навестила?
– Твоя мама понимает все. Дом напичкан камерами – они в каждом коридоре, у каждой двери. Они подведены к ее мозгу, только следит твоя мама не за нами.
– За призраками, – догадалась я.
– Да. Твоя мама улавливает малейшее изменение в игре света и теней. Если возбуждается, значит она якобы что-то увидела.
– Она сейчас что-то увидела.
– Абигейл, призраков не существует. Они плод ее больного воображения, запомни.
– Я же не дура! – фыркнула я, а потом задумалась, почему одни комнаты слуги любят, а другие – нет. Почему в некоторых тихих закутках никто и минуты лишней не задерживается? Если дело не в призраках, может, через камеры невидимым нервно-паралитическим газом сочится больное воображение моей матери? – Хватит, насмотрелась, – заявила я.
– Потолковать бы мне с тем мальчиком…
– Он не виноват. Он лишь рассказал мне то, что я в итоге узнала бы сама.
Мадам Кляйнфельтер понимающе кивнула и, опустив металлические жалюзи, скрыла от меня мамину палату. Представляю, какое облегчение чувствовала моя наставница. Наверняка ведь с содроганием ждала этого разговора уже несколько десятилетий, с самого моего рождения.
Глава 13
С первой минуты пребывания в системе Белладонны нас сопровождали. Подлетел корабль и с откровенно воинственным видом набился в спутники. Назывался он «Голубянка красивая», смахивал на зеленую пупырчатую жабу и принадлежал шаттерлингу по имени Чистец. Сама подозрительность, Чистец прощупал меня сенсорами глубокого проникновения и лишь после этого признал, что я не представляю опасности.
– Не обижайся, Лихнис, – сказало имаго Чистеца. – Рисковать мы не имеем права. – Он не разглядывал, а сканировал меня, точно заметил в моем лице нечто изобличающее. – Да, это в самом деле ты. Спасся, молодец! Другой корабль – «Серебряные крылья зари»? Значит, это Портулак. Ну, вы у нас не разлей вода… – Не дав прочувствовать язвительность последней фразы, Чистец добавил: – Как же я рад вас видеть!
– Мы не просто добрались к вам невредимыми, но и привезли еще пятерых – Аконита, Волчник, Люцерну, Донник и Мауна. Они пока в латентности, но в целом живы и здоровы.
– Вас семеро? – Чистец радостно засмеялся. – Чудесные новости! Мы так давно не видели своих, что почти перестали надеяться. О других что-нибудь известно?
– Наверняка не скажу, но я видел систему сбора, думаю, надежды мало. – Тут меня захлестнули эмоции. Чистеца я особо не жаловал, считал его правой рукой Овсяницы и не раз замечал, как он плетет интриги и рвется в лидеры. Но раз в Овсянице я ошибся, не исключено, что ошибаюсь и в Чистеце. Старые обиды и подозрения вдруг превратились в ношу, которую пора сбросить. – Рад встрече, Чистец! – воскликнул я. – Боюсь спрашивать, но скажи, сколько наших с тобой?
– Сорок пять, с вами пятьдесят два. Может, кто еще подлетит, но я не особо в это верю.
– Пятьдесят два, – огорошенно повторил я.
Вообще-то, я ожидал и худшего, не исключал даже, что нас всего семеро, но в то же время надеялся, что уцелела сотня, а то и больше.