Дом там, где твое сердце

Коснувшись плеча девушки – Лиз показалось, будто её вдавило в кресло ураганным ветром, бьющим прямо в лицо, Хусейн попросил её не вставать.

– Я, кажется, напугал вас, милое дитя. Так пусть моё поведение покажет всю глубину раскаяния, испытываемого мною…

Лиз слегка наморщила лоб, не поспевая за цветистостью его оборотов. Настолько хорошо она французский не знала. А вот старик, похоже, владел языком в совершенстве.

– Не то чтобы напугали… – Лиз в замешательстве потёрла пальцами лоб и призналась. – Да, немножко. Вы появились так неожиданно…

Хусейн Лалие ласково улыбнулся ей, и Лиз пронзила странная мысль: а с чего она решила, что старик нелюдим и жесток? Помог же он ей сбежать неделю назад, хотя потом без всяких колебаний направил по её следам Мариса. Может, он просто легко поддаётся давлению? Тогда хорошо бы склонить его на свою сторону. И Элиза подарила Хусейну улыбку, которая помогала ей творить с мужчинами, словно с мягкой гончарной глиной, что угодно.

– Вы тоже чувствуете себя одиноким в такие вечера, да, мсье Лалие? – жестом хозяйки Лиз указала на кресло напротив себя. – Прошу вас, присядьте, побеседуйте со мной. Время течёт так медленно…

Хусейн Лалие сел, подобрав края всех своих одеяний, и стал похож на яркую летнюю бабочку в сердцевине цветка.

– Медленно для одного, но оно незаметно, если влюблённые сидят рука об руку и смотрят в глаза…

– Опять о том же! – Лиз в раздражении вскочила, но араб невозмутимо смотрел на неё снизу вверх своими тёмными глазами. – Да вы поймите, мсье Лалие, ваш Омар вовсе не собирается сидеть, держа меня за ручку! Он…

– Откуда ты знаешь настоящие желания Омара, дитя?

– Как это откуда? – Лиз с досадой глянула на Лалие. – Драгоценный алмаз вашей души не упускает ни одного случая рассказать мне об этих желаниях!

Хусейн скупо улыбнулся.

– О, ibna, то, что у мужа на устах и что у него на сердце, порой различается, как небо и земля…

– Не думаю, что Омар Лалие настолько сложно устроен! – сердито отрезала Лиз. Улыбка на смуглом лице Хусейна тут же увяла.

– Ты говоришь о моём сыне, женщина! – подчёркнуто спокойным тоном произнёс он. Даже взбалмошная рыжеволосая Низель отчётливо видела сопровождающий этот тон знак "Опасность". Но возлюбленная Омара перещеголяла и её.

– Я буду говорить то, что думаю, даже о вашем ненаглядном пророке Мухаммеде, а не только о ничтожном Омаре Лалие, этом поддельном арабе…

– И добьёшься этим того, что – в лучшем случае – муж скажет тебе "талак". Разведётся, – пояснил Хусейн на непонимающий взгляд северянки. – Или отведёт к кади. Кади – это судья. Если он постановит забить тебя камнями в назидание всем болтливым и непокорным жёнам, то камни возьмёт всё поселение и…

– Не надо, – хриплым голосом остановила его Лиз. – Я знаю, что такое быть забитой почти до смерти камнями…

– Правда? – немного удивился Хусейн Лалие. Незаметно он оглядел девушку с головы до ног, пытаясь понять – она ли сама была подвергнута этому наказанию или кто-то другой на её глазах. Если северянка лично прошла через кару, на которую обрекают гулящих женщин, она никак не подходит в жёны его сыну. А если нет? В любом случае это оставило в её душе глубокие шрамы. Следует разузнать поподробнее.

Сознание плавало словно в тумане, и перед внутренним взором снова вставала ужасная картина трёхлетней давности: Линета, привязанная к стволу дерева. Толпа обезумевших женщин с выставленными вперёд когтями, готовыми разорвать её на куски. Перекошенные лица, беззвучно раскрывающиеся рты, пена, стекающая на подбородки. Камни, множество разных камней, летящих в потерявшую сознание жертву – Лиз могла различить траекторию полёта каждого камешка, но не могла остановить их. Кровь, стекающая по лицу сестры и по её ногам – из тела Линеты выходил ребёнок Раймонда Стронберга. Ценой этой потери жизнь Линеты была спасена, и она даже не потеряла зрения, хотя долго не могла потом открывать опухшие глаза. А четырнадцатилетняя Элиза Линтрем навсегда запомнила слово "потаскуха", каким обзывали женщины лена её старшую сестру. Сама ещё ребёнок, она не смогла защитить Линету; а та сокрушалась лишь об одном – о гибели дитя от любимого мужчины. Раймонд Стронберг – сокровище Линеты, её Бог…

Девушка задрожала всем телом и начала стонать. Хусейн Лалие, вспорхнув с дивана, взял её за руку.

– Ты чувствуешь боль и горечь, дитя. Доверься мне, ibna, и я умерю твои печали.

– Правда? – северянка затравленно посмотрела на него. А потом перехватила руку Хусейна обеими руками. – Вы можете это, мсье Лалие, верно? Конечно, можете! Все знают, что великие волшебники живут во дворцах на Востоке. Они могут приказывать ветрам, и в небе над их дворцами всегда с одной стороны светит солнце, а с другой – месяц со звёздами…

Губы Хусейна Лалие, прикрытые усами и бородой, странно задрожали, а тяжёлые веки почти полностью скрыли глаза. Но голос оставался таким же ласковым:

– Ты готова довериться мне, дитя?

Элиза судорожно закивала – говорить она не могла.