Дом там, где твое сердце

С ноября минуло четыре месяца, и в Париж робко заглядывала весна. Вандом-Пляс была скучной и серой, парижане, ёжась от холода, не прогуливались, а пробегали по ней, свистел ветер. Потеряв всякую надежду когда-нибудь выйти из этого дома, Элиза приобрела взамен привычку целыми днями смотреть в окно, положив подбородок на подоконник. Белль всерьёз беспокоилась за её душевное здоровье. Элизу перестала интересовать даже сестра, и Рената приезжала всё реже.

Омар Лалие вернулся в Париж без всякого предупреждения, неожиданно, в день, когда тучи разошлись и выглянуло первое солнце. После обеда, к которому Лиз отнеслась без интереса – это стало её привычным состоянием в последнее время, внизу в доме захлопали двери, раздались оживлённые голоса. В спальню Элизы ворвалась молоденькая взволнованная служанка:

– Мадам, господин, ваш муж, приехал!

Элиза повернула в сторону девушки голову, заморгала, будто от яркого света. Муж? Когда-то это слово ассоциировалось у неё с кем-то знакомым. Муж… она попыталась припомнить черты этого человека, но безуспешно. И Лиз снова погрузилась в дремотное состояние.

В кабинете хозяина дома тем временем негромко беседовали двое мужчин.

– И как давно это продолжается?

– Около полутора месяцев, мсье Омар. Мадам совершенно перестала бороться. Она не отказывается от еды, но ест очень мало. Сильно сбавила в весе. Не интересуется успехами мадемуазель Рене.

Марис озабоченно хмурился, перебирая перья в подставке на столе. За четыре месяца, проведённых в жарком климате, его кожа значительно потемнела, а светлые волосы стали почти белоснежными. Резче обозначились черты лица, глаза немного запали. Марис тоже похудел.

– Плохо, очень плохо, – двумя пальцами он поднёс изящно сделанный кораблик к глазам. – Мне не хотелось возвращаться, по правде говоря. У нас с мадам перед отъездом возникли определённые сложности.

– Я понимаю, мсье, – Лоран деликатно отвёл глаза в сторону. Марис криво усмехнулся.

– Разумеется, понимаешь. Женщины – это всегда одни и те же проблемы. Ты любишь, она не любит, и так далее.

– Да, мсье, полностью с вами согласен.

От сочувствия дворецкого Марису легче не стало.

– Если бы я знал, что всё так повернётся, я не уехал бы так надолго. Впрочем, достаточно, Лоран. Я поднимусь к мадам.

Марис вошёл в спальню без стука, но Элиза не выразила возмущения. Жена вообще не отреагировала на вторжение в комнату, где находилась она сама. Элиза продолжала смотреть в окно, подпирая подбородок руками.

– Любовь моя, – неестественно ласковым голосом – ему самому не понравилось, как это прозвучало, позвал он. – Я вернулся.

Спина жены даже не дрогнула. За окном, видимо, происходило что-то интересующее её несравнимо больше.

Подойдя вплотную к сидящей женщине, Марис посмотрел через её плечо на абсолютно пустую, будто вымершую улицу.

– Элизабетта! – громко проговорил он возле левого уха женщины. Та вздрогнула, ненадолго выныривая из своего сна.

– А? Кто здесь?

– Элиза, – мягче, растягивая гласные, будто лаская этим именем свой рот, повторил Марис. Положив руки жене на плечи, он поднял блондинку со стула и повернул её к себе лицом. Модная в прошлом сезоне одежда висела на Элизе самым печальным образом.

– Дорогая, давай прокатимся в парк, в город…

– В город? – Элиза невероятно оживилась. – В город… – глаза её потухли, и в них вернулось выражение тоскливого смирения. – Но мне нельзя. Когда-то давно мне запретили выходить из дома.

– Этот запрет больше не действителен, дорогая, – Марис погладил Элизу, словно ребёнка, по голове. – Я не хотел, чтобы ты убежала, пока меня не было, и потерялась. Тебя могли обидеть.

Элиза сощурилась, что-то припоминая.

– Ты запер меня в этом доме, да? Ты! – Лиз завизжала, будто раненая ведьма, её глаза впервые за полтора месяца полыхнули живым огнём.

Марис отпрянул очень вовремя, иначе на его лицо обрушилась 6ы вся мощь женских когтей.

– Это ты! Ты! – бушевала Элиза. От недавней летаргии не осталось и воспоминания. Одним только словом «ты», произнося его то по-французски, то по-шведски, женщина ухитрялась выразить всю меру переполняющего её бешенства. – C'est tu! Du!

Она немного подумала, прежде чем перейти на арабский:

– Anta! – и добавила с сияющей улыбкой своё новое достижение – слово, выученное после отъезда Мариса. – Anta hауаvаn!

Муж ещё отступил подальше под таким натиском. Будучи натуральной блондинкой от природы, Лиз умудрялась сочетать в себе темперамент всех темноволосых и рыжих женщин мира.

– Согласен, я чудовище, – Марис примирительно поднял руки. – Самый кошмарный монстр, когда-либо появлявшийся на свет за всю историю человечества. Но зато – посмотри сама – ты живёшь. На щеках у тебя снова румянец, глаза светятся…

– Ах, так это была терапия! – Лиз отвернулась от него. – Спасибо, доктор.

– Пожалуйста, – вежливо ответил Марис. – Теперь ты успокоилась и готова поговорить?

– Да, – Лиз с размаху упала в мягкое кресло. – Почему ты сделал меня пленницей этого дома?