Дом темных загадок

– Наша лекция сегодня – вам придется нести ответственность друг за друга. – Он спокойно смотрит на нас, а я тем временем думаю об обрывках фраз, которые подслушала в комнате Николетты. Неужели Беккер и Себастиан тоже одна команда: Беккер несет ответственность за него и наоборот? Если так, то что их объединяет?

– Вы это поняли, не так ли? – допытывается Беккер.

– Нести ответственность друг за друга, даже если мы совершенно незнакомы? – вмешивается София.

– Вполне понятный вопрос. Но вы решились работать в команде. Поэтому придется действовать именно так. – Беккер кивает мне: – Будь внимательна, во время любого отборочного лагеря всегда обращают внимание на решения. Именно они продвигают вас по жизни. Решения – это ваш мотор, и они основываются не только на ваших первостепенных желаниях, но также на проблемах и страхах. И только когда вы их осознаете, ваша команда сможет работать. Чего вы боитесь?

Мы с Софией внезапно замолкаем, захваченные врасплох.

Беккер смотрит на каждую из нас по очереди. На его лице едва заметная улыбка.

– Хорошо, – тихо произносит он, – начнем с моих страхов. С моего самого главного страха. – Он делает небольшую паузу. – Вам стоит узнать, что во время учебы мне приходилось подрабатывать организатором похорон. Эту работу нужно кому-то делать, но никто особо не хочет, поэтому она хорошо оплачивается. Но с тех пор у меня появился огромный страх: я боюсь, что меня похоронят живьем.

Он это серьезно?

София сочувственно смотрит на него.

– Это ужасно, – произносит она.

Беккер больше не улыбается:

– Да, именно так.

Внезапно мне кажется, что он сказал правду.

– А чего боишься ты, София? Какие у тебя страхи? – спрашивает он.

Девочка вздыхает:

– Я… В общем, это звучит странно… Но я боюсь пуговиц и кнопок. То есть это не просто какой-то дурацкий страх, они омерзительны. Мне кажется, они даже воняют.

Такого я никогда не слышала. Пауки, змеи, узкие комнаты, крысы – куда ни шло, но пуговицы? Практически на любой одежде есть пуговицы или кнопки. Наверное, это ужасно, без них просто невозможно обойтись! На рубашке доктора Беккера множество перламутровых пуговиц.

– Разве такое бывает? – срывается у меня с языка.

Беккер кивает.

– Бывает, и не так уж редко. Боязнь пуговиц, или по-научному кумпунофобия. Впрочем, у людей это отвращение не врожденное. – Он говорит неохотно. – Такая фобия возникает из-за неправильного воспитания, детских травм, из-за какого-то совпадения или несчастного случая. – Он снимает соломенную шляпу и обмахивается ею. – Или, цитируя всеми ненавидимого, но мною обожаемого Фрейда, «у маленького ребенка совершенно нет фобий». Прости, София, я не хотел бросаться специальными словами – это просто должно было тебя утешить. – Он снова надевает шляпу.

– В остальном со мной все в порядке, просто не люблю пуговицы. – София вскакивает, обходит нас по кругу. – Я не сумасшедшая!

– Нет, конечно, нет!

Беккер тоже поднимается и подходит ближе, и София застывает на месте. Зачем он это делает? Она же сказала, чего боится! София указывает на пуговицы на его рубашке, Беккер кивает и отступает:

– Давайте присядем.

Беккер поворачивается ко мне.

– Эмма?

И тут происходит нечто странное. Я говорю правду, при этом мое сердце колотится изо всех сил, а ладони потеют.

– С моей матерью произошел несчастный случай, она погибла. – Я вздыхаю. – Собственно, я боюсь, что это был не несчастный случай, а ее убили. Больше всего боюсь, что убийцам удастся уйти от ответа, а ее труп никогда не найдут.

Вот. Все сказано.

Сердце стучит, словно я только что пробежала стометровку. Но я должна собраться, чтобы отследить реакцию Беккера и Софии. Их, кажется, впечатлили мои слова, они смотрят себе под ноги. Молчание длится очень долго, тишина гробовая, мне кажется, что мухи жужжат оглушительно.

Наконец Беккер кивает.

– Понимаю, – это все, что он произносит, и я вдруг осознаю, зачем люди идут учиться на психолога. Единственная фраза, но я, к своему удивлению, чувствую, что меня утешили.

И сразу обращаю внимание на одну вещь: разве он не должен быть более удивленным? Или как-то еще прокомментировать мою фразу о смерти матери? Спросить о чем-нибудь? Он все еще смотрит на меня, и я внезапно понимаю, что ему об этом давно известно. Наверное, Грюнбайн связывался с ним, выяснял, может ли он отпустить меня в лагерь сразу после гибели мамы. Как я сразу не догадалась?

София ведет себя не так чутко, как Беккер.

– Кому бы понадобилось убивать твою мать? И зачем? – Она выглядит так, словно хочет сказать: «Только посмотрите на эту воображалу, она не остановится ни перед чем».

Я смотрю на небо. Воздух такой душный, почти липкий, а на горизонте все больше серых облаков. Может, натянет грозу и разгонит эту давящую атмосферу?

– Это именно то, что меня больше всего пугает, – отвечаю я на вопрос Софии. – С тех пор как мама погибла, меня мучают кошмары, происходят странные вещи.

– А что на это говорит полиция? – Теперь София старается проявить сочувствие, но мои ответы не нравятся ей, это точно.

– Полиция считает – это обычный несчастный случай, других лиц не обвиняют.