Дом темных загадок

– Может, я ненавижу блондинок? Может быть, я псих, который… – Он опасно размахивает камнем.

– Эй, дурак, осторожно! Ну-ка брось это!

Но вместо того чтобы прекратить, Филипп замахивается на меня.

– Ты спятил?

На его лице просияла улыбка. Он нагоняет на меня страх.

В этот миг раздается оглушительный раскат грома, я вздрагиваю от ужаса, Филипп спотыкается, и камень выскальзывает из его руки. Я отпрыгиваю, но неудачно – сильно подворачиваю лодыжку и валюсь на землю.

Боль пронизывает все тело, я сжимаю зубы, чтобы не вскрикнуть.

Филипп тут же бросается на колени и уже ползает рядом со мной. Лицо у него еще бледнее, чем мое.

– Эмма! Что случилось? Черт, это я во всем виноват. Я сам не знаю, как иногда со мной такое происходит. Черт, черт, черт!

Я откидываюсь на спину, смотрю на темное небо, на моей ноге вздувается громадная шишка. Пытаюсь вдохнуть, но боль пульсирует, сковывает, и я не могу нормально дышать. Крупные дождевые капли падают мне на лицо, поднимается ветер, обвевает нас со всех сторон – и это приятно.

– Что же теперь делать? Здесь нельзя оставаться. Я понесу тебя.

Филипп на коленях пытается пропустить руку под мое колено. Тут же мою ногу разрывает адская боль, и я отталкиваю его.

Его голос подозрительно дрожит.

– Я не могу тебя бросить одну здесь, наверху, ни в коем случае. – Он смотрит на небо. – Только не во время грозы. Я перенесу тебя в часовню и побегу за помощью в замок.

Я пытаюсь улыбнуться – Филипп даже позеленел от испуга. Думаю, ему действительно жаль, что все так произошло. Его рассказ об отце удивительным образом успокоил меня.

Вдруг появляется чувство, что я понимаю Филиппа намного лучше.

– Эй, не все так плохо. Так ведь? До свадьбы заживет.

Я рискую пошевелиться и осматриваю ногу. Щиколотка распухла, но болит она пострашнее, чем выглядит.

– Погоди, я найду какую-нибудь толстую ветку, чтобы ты могла опереться. Я сейчас.

Филипп помогает мне сесть и привалиться спиной к скале. Я хочу опереться о камни, но вдруг замечаю металлическую пластинку у подножия алтаря, она слегка возвышается над землей. Сухая трава по сторонам аккуратно подстрижена, табличка начищена до блеска, и я могу легко прочитать выгравированные имена и надпись. Над именами написано:

«Душевные страдания преображаются в любовь к Господу нашему и избавителю Иисусу Христу. Здесь покоятся в мире:

Габриель Бенджамин 1.6.1965 – 7.6.1965

Урсула Мария 4.5.1964 – 4.5.1964

Михаэль Мартин 10.4.1969 – 10.04.1969

На какой-то момент я забываю о пульсирующей боли в ноге. Это не алтарь, который поставили в память о погибшем от природной катастрофы человеке. Здесь указаны имена младенцев, которые умерли вскоре после рождения. Двое прожили всего один-единственный день. Может, они вообще родились мертвыми? Или один из этих детей – именно тот, утонувший в фонтане, о котором рассказывала Николетта?

Кровь стучит в ушах, внезапно мне снова чудится тот непонятный звук – плач, который я слышала вчера ночью в подвале замка. Словно всхлипывания и хныканье маленьких детей.

Я закрываю глаза, снова грохочет – страшный треск, который эхом отражается от ближайших скал.

Куда подевался Филипп? Что же он так долго?

Накатывает паника, но тут я замечаю, как он поднимается по каменистой тропе с большой палкой.

– Посмотри-ка! – кричу я и показываю, что хочу ему предъявить кое-что важное, он просто обязан это увидеть.

Филипп сначала отмахивается – он торопится добраться в сухое место как можно скорее, – но потом опускается рядом со мной на колени и тоже, сглатывая, рассматривает имена и даты. Я чувствую, что Филипп хочет что-то сказать, но он, помедлив, просто молча берет меня за руку.

Так мы застываем на несколько минут, хотя над нами бушует гроза. Между нами и мертвыми детьми такая тишина, словно мы одни в этом мире.

Только когда молния бьет совсем рядом, Филипп подскакивает. Его глаза блестят, кажется, он вот-вот расплачется. Парень нетерпеливо трет лицо руками. Затем помогает мне подняться на ноги и подает большую палку, чтобы я могла опираться. Я начинаю стонать от боли.

Пару секунд Филипп сомневается и раздумывает, но затем хватает меня и взваливает на плечо, словно свернутый ковер, и спешит вперед. Я шокирована и глотаю ртом воздух, от резких встрясок мне кажется, что лодыжка скоро взорвется, а лопатка Филиппа сильно врезается в мой живот. Но я не протестую, гроза постепенно перерастает в настоящую бурю. И даже я знаю, какой опасной в горах она может быть. Я и не подозревала, что у Филиппа столько сил, ведь дорога взбирается круто вверх, но он не останавливается, а несется все дальше. Мы наконец добираемся до маленькой часовни, которая притаилась под стеной утеса. Здесь и заканчивается тропа.