Я хотела посмотреть им в глаза, но София и Том прятались за своими аппаратами. Мне хотелось натянуть на голову простыню, чтобы защититься, но мои мышцы не повиновались. Едкая желчь поднимается из желудка вверх по пищеводу, я ненавижу их до глубины души, хочу плюнуть в них, ударить, убежать прочь, подальше. Но не могу – я парализована. Лишь слезы струятся по лицу, слезы ярости, отчаяния и беспомощности. Я все еще смотрю на них, умоляю взглядом Тома и Софию, спрятавшихся за камерами, опустить их и вести себя по-человечески. Но эти двое, словно дистанционно управляемые роботы, продолжают снимать, будто получат за это миллионные гонорары.
– Немедленно прекратите! – кричу я, но изо рта раздается лишь невнятное бормотание.
В этот момент из-за спин парочки возникает Филипп, он бешено жестикулирует. Я даже выразить не могу, насколько мне в тот момент стало легче: наконец хоть кто-то будет вести себя не как бесчувственный пришелец.
– Прекратите это сейчас же!
Том и София тут же опускают фотоаппараты.
Филипп склоняется надо мной, в его лилово-зеленых глазах отражается ужас.
– Что произошло? Что с ней случилось? – кричит он.
Филипп хватает меня за руки, внимательно осматривает их, потом отворачивает простыню и глядит на рану ниже моей левой груди, ощупывает лоб, потом видит свои окровавленные руки.
– Что вы здесь стоите просто так? – орет он. – Еще и снимаете?
– Мы думали… – выдавливает Том сдавленным голосом.
– Сделайте кофе, пожалуйста! – умоляю я Филиппа, надеясь, что он разберет мою тарабарщину.
Он успокаивающе кивает.
– Один из вас немедленно принесет Эмме самого крепкого кофе, который найдет, а потом вы объясните мне, что происходит.
София убегает в кухню, Том вынимает письмо из кармана своих коротких штанов. Оно выглядит так же, как то, что я получила от Себастиана вчера вечером.
Немного успокаиваюсь, зная, что Филипп обо мне позаботится. Как бы я хотела сейчас его обнять. Но я все еще не могу нормально координировать движения и измажу его шорты и футболку кровью.
Том протягивает Филиппу письмо, тот читает вслух:
«
Филипп бледнеет. Появляется София, она бежит как можно быстрее, кофе выплескивается и попадает на зеленое платье с маками, но половина все еще в чашке. Кофе без сахара и пахнет горечью. Филипп помогает мне его выпить. С каждым глотком у меня в голове все проясняется.
– Я не могу поверить, что вы сделали это! Особенно после той сцены на лестнице. Почему вы все так боитесь, что вас отправят домой?
Филипп еще раз распахивает простыню и осматривает мое тело внимательнее. Он осторожно ощупывает рану на животе, и мне немного щекотно. Вдруг он поднимает что-то в воздух. Выглядит это жутко. Остальные подходят ближе.
Я протягиваю руку, хочу посмотреть. Облегченно вздыхаю, когда мои пальцы выполняют то, что я хочу. Но Филипп крепко держит эту штуку, принимается за мои ладони, и я вновь чувствую щекотку.
– Ух, ты, это же муляжи ран из латекса! – широко улыбается Том, а мне кажется, что все облегченно вздохнули. – Я такое когда-то заказывал на вечеринку по случаю Хэллоуина. Они выглядят чертовски натурально. На них нужно вылить уйму искусственной крови, все переходы и швы замазать косметикой, закрасить специальным силиконовым спреем. – Тома это явно успокоило, и теперь он говорит не умолкая.
Филипп поджимает губы и хмурит брови.
– Ты помогал Эмме закрасить все косметикой? – спрашивает он Тома.
Я злая, как черт, но все равно вмешиваюсь:
– Я сама себя не разукрашивала! Кто-то, наверное, подмешал мне какого-то наркотического дурмана.
«Иначе с чего я до сих пор плохо разговариваю и мои руки не двигаются?»
Филипп поворачивается ко мне.
– Наркотический дурман? – удивленно спрашивает он.
Я ненадолго закрываю глаза.
– Я не могу это объяснить иначе. Я лежала на кровати в бальном зале. Я помню только, как София пришла и принесла сладкую газировку.
– Ты это серьезно!? – София сердито смотрит на меня. – Ты ведь не думаешь, что я могла тебе подсыпать чего-нибудь?
– А почему ты вчера ночью хотела прочесть мое письмо с заданием?
– Потому что надеялась там обнаружить подсказки, как упростить свое!
Я бы охотно поверила ей – вспоминаю наш разговор о больной матери. Но как иначе эти штуки оказались на мне? Может, она своей историей просто хотела усыпить мою бдительность, а когда человек в спокойном состоянии, это вещество действует лучше.