Дом толерантности

– Тогда никаких отговорок. Не бойся, с тобой не произойдет ничего страшного. Уехала – приехала. Дерево посадишь.

Трусость смутила Машу. Пришлось согласиться вновь на утреннюю поездку в деревню.

Каким-то непонятным образом друзья Анзора выманили из квартиры несговорчивого и сердитого Ивана Никодимыча. Его вывели чуть ли не под руки. Все лето старик обивал пороги полицейского отделения, требуя найти убийцу пса Верного. Знакомый болтливый майор брал бумажку за бумажкой, ворчал по поводу загруженности серьезными делами, рассказывал про увеличивающееся количество краж и самоубийств, бросал очередное заявление старика в ящик и вскоре забывал о нем. А когда возмутитель спокойствия вновь появлялся в его кабинете, то беседа опять начиналась с нуля.

Затея Анзора заполучить старика в качестве гостя удалась. Ему хотелось перемирия, снятия напряжения в отношениях, ведь каждый поход Ивана Никодимыча в полицию заканчивался утверждением, что собаку убил он. И потому Анзор полагал, что, угостив своего недоброжелателя шашлыком и стаканом коньяка, он сможет расположить его к себе, избежать в дальнейшем неприятных вызовов в полицию.

Отдыхающие давно заняли все места вокруг стола. Иван Никодимыч сел несколько поодаль, облокотился на спинку стула, положил ногу на ногу и иронически посмотрел на хозяина магазина. Тот вначале отворачивался от недоброжелательного взгляда, беседовал то с Машей, то с проголодавшимся Сабиром, в руках которого то и дело менялись шампура с мясом. Затем пристальные глаза старика задели его, обожгли, будто угли, и он решился на разговор.

– Маша, помоги развеселить старика-соседа, – предложил он, вставая.

Озираясь кругом, Маша помотала головой, ничего не ответив, только насупила брови. В голове ее мучительно стучал вопрос: «Когда же я отсюда уйду?!».

Не хотел мозолить глаза своим уставшим, измученным видом и Иван Никодимыч. Выпив однако стаканчик коньяка, он захотел задать Анзору пару вопросов. И когда тот присел к нему за стол, он сходу выпалил, не стесняясь грубых выражений:

– Собаку у Зуевых тоже не вы, паразиты, отравили?

– Зачем так говоришь? – опешил Анзор, скрестив руки на груди. – Ты лучше кушай, угощайся шашлычком, мясо доброе, вкусное… Собак я не трогаю. Точно тебе говорю. Это наговоры.

– Да какие к черту наговоры?! Я точно могу сказать – это твоих грязных рук дело. Сам же болтал про собак. Они, мол, мешают ходить, загрязняют двор.

– Не я один, все говорили, что собаки гадят кругом.

– Вот ты, бессовестный, и накормил собаку Зуевых отравленной колбасой, – Иван Никодимыч корил и корил собеседника. – Они ходили в ветеринарную службу, там сказали, собака отравлена…

– Мало ли чья собака сдохла, я-то тут причем. Ты, старик, говори, да не заговаривайся. Как у вас говорят, не пойман – не вор. Мне до твоих собак дела нет. Да, я не люблю, когда они шляются по улице. Их место не здесь… Но я пальцем их не тронул. Ты посмотри, как быстро я магазин построил. Хороший магазин. Я радуюсь, ты радуйся. Съешь шашлычка… Не серчай, угощайся. Ей-Богу, надо уважать друг друга, понимать друг друга. Ты вот зайдешь ко мне в магазин, а я все для тебя сделаю, бесплатно сделаю.

– Мне от тебя, Анзор, даже шашлыка не надо… А уж бесплатное что-то и подавно. Не возьму.

– Зря, не сердись напрасно.

– Как не сердись, когда ты моего любимого Верного, друга, у меня отнял?

– Вот заладил… Говорю тебе, не трогал я твою собаку. Как мне тебе это доказать?

– Ты обратное докажи: почему, как появился у нас, так во дворе все собаки пропали? Две собаки сдохли, а мою удавили… Я почти тридцать лет здесь живу и ни разу у нас во дворе собаки не жрали никакую отраву.

– Послушай, дед, мне надоели твои обвинения. Ты и вправду контуженный. Заладил одно и то же. Обидно. Я тебе русским языком говорю: не трогал твою собаку.

– Сам ты без совести. По-русски он мне говорит, сопляк. Ты сам контуженный. А про мою контузию с войны не тебе болтать. Спалю я тебе твою лавочку так же незаметно, как ты вздернул моего пса. И никто не увидит. Так что стереги и день, и ночь.

– Подожгешь? Да я тебя самого сожгу, разорву на части.

– Вот и поговорили.

– Ты, дед, не дури. За магазином у меня большой присмотр, охрана. Вон Сабир каждый вечер из квартиры смотрит. Он теперь под тобой живет… Увидит, как ты к магазину придешь, так плохо тебе будет.

– Господи, и эту квартиру, выходит, ты купил?! А я слышу, и тут ваша дурацкая музыка верещит. Так ты со своими приятелями весь дом наш оккупируешь?! Вот беда-то, так беда.