Читаем Дом толерантности полностью

– Деньги возьму в долг, – поспешно ответила Ольга Владимировна. – Да! Возьму! Но у кого? У своих, у тех, кто заинтересован их дать…. Они же националисты, как ты говоришь. Иначе и им, и нам – каюк. Будем ходить по пропускам в дом. Анзор будет выписывать нам разрешение… Слышал, что вчера по телевизору заявил один кавказец, изнасиловавший школьницу и выпущенный продажным судом под залог, на свободу… Он сказал: скоро придет время и не русские будут проверять у нас паспорта в городе, а мы у них. Здорово! Они – у нас… Хорош национализм в России? Да, смешон национализм в России, смешон, не было его и не будет никогда. Потому что мы жалеем, любим всех, привечаем, трудоустраиваем, терпим… А они крепко садятся нам на шею. Национализм с тяжелой шеей, склоненной, как гиря, до полу, и сердобольным характером не может голову поднять. «Сэляви!», как говорят французы. Национализм хорош для жирафов. У них шея свободная, длинная… Им сверху все видно, потому никакого хищника к себе не подпускают. Ежели, кто подкрадется, бросится на шею, то тут же упадет и будет затоптан копытами.

Голос жены звучал сурово, но Николай Степанович заметил, что эта суровость нарочитая: она никаким образом не вязалась с выражением ее добрых глаз. Зато у него самого лицо стало бледнее обычного, и на лбу высыпали бисеринки холодного пота. Причиной тому стал неприятный спор о деньгах.

Ольга Владимировна ушла с сыном в комнату писать за компьютером текст обращения к жителям дома.

За стенкой было слышно, как она диктовала слова. Возникали паузы, тишина длилась долго… И тогда жена выходила на кухню, громыхала там посудой и снова возвращалась к сыну.

Обращение оживало. Нужные слова находились, ложились на бумагу. Жесткость тона соответствовала взволнованности предложений.

Ольга Владимировна с Максимом работали с такой веселой увлеченностью, словно заняты были не важным делом, требующим старания и находчивости, а играли в непонятную азартную игру.

У Николая Степановича мысли были о другом. Написать-то жена напишет любое обращение… Положит в почтовые ящики, разнесет по квартирам. Но как его воспримут жильцы дома? Вдруг подымется скандал? Кому-то в голову взбредет желание написать жалобу в полицию, обвинить их, невинных и добропорядочных Мазаевых, в мошенничестве? Это Юрке Ерофееву сошел с рук компьютерный обман. А им могут штраф выписать. Ославить на всю округу. Жалобу прислать в университет. При таких дурных мыслях Николай Степанович вздрогнул, встал с дивана и стал обмерять комнату тихими равномерными шагами.

Голова продолжала пухнуть от скоротечных и неразумных страшилок.

Гнетущую атмосферу разрядил приход Алексея Константиновича. Он был один, без жены. Правда, чем-то встревоженный, в легкой рассеянной задумчивости… За переживаниями друга наверняка скрывалась обычная ссора с женой. Николай Степанович догадливо смекнул: перед тем, как друг собрался отвезти ему обещанные деньги, жена Зоя прочитала лекцию о том, что он напрасно рискует, деньгам нужно надежное вложение…

Из кухни разносился запах приготовленного ужина.

– Ты пришел как раз к ужину, – устало сказал Николай Степанович. – Руки помоешь и к столу давай…

– Нет, спасибо, я ужинал, – Алексей Константинович украдкой перевел дух и, потоптавшись в коридоре, прошел в зал. – От чайку, пожалуй, не откажусь.

– Оля, разогрей нам чайку, – весело скомандовал хозяин.

Не дожидаясь вопроса о деньгах, Алексей Константинович вытащил из внутреннего кармана пиджака аккуратно свернутый конверт. Слегка потряс им в воздухе и шутливо заметил:

– Здесь все мои сбережения. Обещанные триста тысяч. Держи.

– Спасибо, старина. Выручил. Я уж и не знаю, на кого сегодня можно положиться. Раньше у кого хочешь можно было перезанять денег. Теперь надумаешься… Боишься не только занять, а даже спросить.

– Брось, ты меня знаешь… Я не падкий до денег. Сегодня они есть, завтра нет. Жизнь не от них зависит. Жизнь зависит от наших представлений о ней. Значит, деньги не могут испортить ни нашу жизнь, ни наши дружеские отношения. Будут деньги – отдашь.

– Верну. Но не скоро. Нам ведь еще где-то надо полмиллиона занять?

– Полмиллиона?

– Вот в чем и беда. Петр прислал телеграмму. Через пять дней будет здесь. Едет за деньгами. Ему надо срочно продать квартиру. Видимо, нужны деньги.

– Деньги, деньги, – шутливо вздохнул Алексей Константинович. – В наше время никто за ними не гнался. Стремились в экспедиции, за туманом, за билетами в театр, за книгами… Сегодня ничего человеку не нужно – ни театр, ни книги… Даже в экспедицию некого отправить. Зато деньги подавай всем. И желательно в долларах, на расчетный счет. Деньги развратили наше общество. И, кажется, окончательно и безвозвратно.

– Почему же окончательно? – спросил Николай Степанович веселым хриповатым голосом. – У нас есть время все поправить.

– Бесполезно. Ты посмотри на молодежь. Она работать не умеет. Не потому, что не желает, а потому, что не знает, как работать и чего ради ей нужно работать, вкалывать, набивать мозоли. Для них деньги – бабло, а бабло не зарабатывают в поте лица, а срубают…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Зулейха открывает глаза
Зулейха открывает глаза

Гузель Яхина родилась и выросла в Казани, окончила факультет иностранных языков, учится на сценарном факультете Московской школы кино. Публиковалась в журналах «Нева», «Сибирские огни», «Октябрь».Роман «Зулейха открывает глаза» начинается зимой 1930 года в глухой татарской деревне. Крестьянку Зулейху вместе с сотнями других переселенцев отправляют в вагоне-теплушке по извечному каторжному маршруту в Сибирь.Дремучие крестьяне и ленинградские интеллигенты, деклассированный элемент и уголовники, мусульмане и христиане, язычники и атеисты, русские, татары, немцы, чуваши – все встретятся на берегах Ангары, ежедневно отстаивая у тайги и безжалостного государства свое право на жизнь.Всем раскулаченным и переселенным посвящается.

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза
Салюки
Салюки

Я не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь. Вопрос этот для меня мучителен. Никогда не сумею на него ответить, но постоянно ищу ответ. Возможно, то и другое одинаково реально, просто кто-то живет внутри чужих навязанных сюжетов, а кто-то выдумывает свои собственные. Повести "Салюки" и "Теория вероятности" написаны по материалам уголовных дел. Имена персонажей изменены. Их поступки реальны. Их чувства, переживания, подробности личной жизни я, конечно, придумала. Документально-приключенческая повесть "Точка невозврата" представляет собой путевые заметки. Когда я писала трилогию "Источник счастья", мне пришлось погрузиться в таинственный мир исторических фальсификаций. Попытка отличить мифы от реальности обернулась фантастическим путешествием во времени. Все приведенные в ней документы подлинные. Тут я ничего не придумала. Я просто изменила угол зрения на общеизвестные события и факты. В сборник также вошли рассказы, эссе и стихи разных лет. Все они обо мне, о моей жизни. Впрочем, за достоверность не ручаюсь, поскольку не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь.

Полина Дашкова

Современная русская и зарубежная проза