Дом толерантности

Одиночество располагало к воспоминаниям. В своей поисковой работе ему часто доводилось брать старшую дочку с собой. И она всегда терпеливо сносила и холод в палатке, и долгую, изнуряющую ходьбу пешком под палящим солнцем. Но однажды она дрогнула, показала слабую сторону своего характера… Будучи в гостях у деда, они собирали грибы и забрели ненароком в болото с мертвой черной водой. Густой вечерний туман, заморенные березки, тревожный хлопот крыльев неведомых, тяжело летящих птиц, заставили бодрую Лизу испуганно прижаться к отцу. Они долго сидели в обнимку на высокой травяной кочке, и он рассказывал ей, какую громадную роль играют болотные угодья в жизни людей и животных. И когда отец с дочерью медленно побрели по сумрачному лесу, оставляя позади темную воду, с усилием опираясь на палки, она все оглядывалась назад… И чем дальше они шли, тем скорее оживало ее бледное холодное лицо, ее скорбные губы. С тех пор он знал, какой трусишкой может быть его старшая дочка.

Но сегодня он готов был забыть все плохие истории. Лишь бы она вернулась живой и невредимой.

После наступления шести часов утра семья Мазаевых стала разъезжаться по своим делам. Всех ждала работа. Последним оставил отца с матерью сын Максим. Он спешно отправился в школу, не забыв на пороге квартиры пожелать матери «поберечь себя».

Как только захлопнулась дверь, из уставших глаз Ольги Владимировны хлынули слезы. Горькие переживания беспрестанно сопровождались проклятиями в адрес Анзора и его компании. И муж, и жена чувствовали, что к пропаже дочери причастен этот приезжий горе-предприниматель.

Глаза Ольги Владимировны быстро опухли от слез. Учащенно забилось, заныло сердце… Она долго отказывалась выпить предложенный мужем корвалол… Но почувствовав, как тупая боль разливается по всей груди, и, поняв, что ей с каждой минутой становится все хуже и хуже, она приняла лекарство и прилегла на кровать. Скорый сон сморил ее… Уже в далеком забытьи она слышала гулкие слова мужа: «Олечка, ты только перестань волноваться, иначе опять попадешь в больницу!».

Николай Степанович сидел у изголовья жены, заметив, как она быстро уснула, хотел встать с края кровати, но силы оставили его. Лишь приложив некоторые усилия, он двинулся в прихожую, к телефону. Через пятнадцать минут у него должно было начаться совещание на кафедре. Ученики Алексея Константиновича разработали один из способов диагностики бриллиантов. Раз ювелирный рынок завален алмазами различного происхождения и возникла проблема, как отличить природный аналог от синтетического, то они занялись проблемой, как отличить природные цветные бриллианты от облагороженных. И, кажется, удача улыбнулась им. Молодые будущие геологи приступили к разработке единой системы кодов облагораживания. Интерес ко всем этим своевременным проектам у Николая Степановича был самый живой, неподдельный. Он вместе с Алексеем даже настоял на кафедре послушать доклад ребят. И вот теперь он позвонил другу, поведал о семейном несчастии и попросил провести совещание без него.

Алексей Константинович был крестным отцом Лизы. Ее пропажу он воспринял близко к сердцу. В телефонной трубке долго звенели его грубые выражения в адрес импотентной власти, позволившей своим и чужим бандитам оккупировать город, выкрадывать и насиловать детей и девушек.

Через пару часов после совещания, в минуты перерыва, он позвонил на квартиру Мазаевых и, узнав, что Лиза дома не появилась и не пришла на работу, он продолжил ругаться… А уже через час шустрый таксист примчал его к дому. Обняв за плечи рыдающую Ольгу, выслушав ее вопль о том, «почему на ее семью обрушилось такое горе», он сам прослезился и едва не заплакал.

Жалостливые вопли и причитания матери никого не могли оставить безучастными. Появившийся наконец-то в квартире участковый – суровый на вид, безалаберный, с отстраненным взглядом, но и тот склонился над Ольгой Владимировной, стал боязливо ее утешать.

– Что вы так убиваетесь, может, она еще и никуда не пропала… Может, вернется. Подождите плакать, зачем сердце напрасно надрывать?

После этих слов у Ольги Владимировны слезы полились градом, а ноги подкосились, и она тихо-тихо стала падать на колени. Муж успел схватить ее обеими руками, положил на диван, осторожно пропихнул под голову подушку, затем притянул голову жены к себе, пальцами вытирал слёзы и нежно прижимался щекой к ее щеке, слушая, как она дышит.

– Господи, что же нам делать? – завертелся юлой по квартире Алексей Константинович.

В ответ – тишина. Никто не знал, о чем говорить.

– Почему этот подонок Анзор пристал к такой мирной, добропорядочной семье? – снова раздался его крепкий сердитый голос. – Да я башку снесу этому Анзору, если с ней что-то случится.

– Вы зря всех-то не подозревайте, – замахал рукой участковый Акбердин, двигая вверх-вниз плечами, на которых сияли майорские погоны. – Отчего вы решили, что Анзор имеет какое-то отношение к пропаже Елизаветы Николаевны?

– А кто еще в нашем доме способен на всякие подлости, мерзости и убийства? – вскипел, взревел Николай Степанович.