Дом Цепей

Калам, выругавшись, последовал за ним, неся на плечах связанное тело Корболо Дома. Он прыгнул вниз за чародеем как раз тогда, когда над ними начали сверкать копыта, засыпая окопы песком и старым раствором.

Калам скинул напанца со спины и повернулся на бок, чтобы окинуть Быстрого Бена взглядом.

— Это ещё кто, Худ их побери?

— Лучше нам пока залечь тут на дно, — скривившись и вытирая глаза от песка, прошептал маг. — Рараку спустила на них своих призраков.

— Это ведь они поют, да? Эти голоса застряли у меня в голове…

— У меня тоже, дружище. Скажи мне вот что — ты недавно не беседовал ли с таннойским духовидцем?

— С кем? Нет. А что?

— А то, что именно ты слышишь. Если бы это была песня, посвящённая тем древним призракам, которых мы только что видели, — мы бы её не слышали. Если точнее, мы бы вообще ничего не слышали. Кроме того, нас бы уже покромсали на маленькие кусочки к этому моменту. Мы живы, Калам, потому, что эта таннойская песнь принадлежит «Мостожогам».

Что?

— Тут уж поневоле задумаешься о причинах и следствиях, да? Танноец украл нашу историю и сплел из неё песнь, но песня эта не возымела бы эффекта, будь «Мостожоги» живы. Вся рота «Мостожогов» мертва. Не считая нас с тобой…

— И Скрипача. Погоди-ка! Скрип же как-то упоминал духовидца в Эрлитане.

— Для этого им нужен прямой контакт. Рукопожатие, объятие или поцелуй…

— Вот ублюдок! Неудивительно, что этот сапёришка в последнее время отмалчивался. Поцелуй, говоришь? Напомни мне так поцеловать Скрипача при встрече, чтобы он навсегда запомнил.

— Как бы то ни было, кто бы ни был тому виной, — сказал Быстрый Бен, — но «Мостожоги» теперь взошли…

— Взошли? Что, мать его Королева Грёз, это значит?

— Хотел бы я знать, Калам. Никогда о таком не слышал. Чтобы вознеслась целая рота — такого раньше не случалось. Никогда.

— Кроме, может быть, т’лан имассов.

Маг пристально уставился на друга своими тёмными глазами.

— Интересная мысль, — прошептал он и вздохнул. — В любом случае призраки Рараку восстали, услышав эту песнь. Восстали… сражаться. Но не только они — могу поклясться, что когда мы удирали из лагеря «Живодёров», я видел краем глаза виканский штандарт.

— Может, это Тавор воспользовалась ситуацией…

— Она ничего об этом не знает, Калам. Она ведь носит с собой клинок из отатарала. Возможно, её подручные маги что-то и чувствуют, но тьма, нависшая на оазисом, всё поглощает.

Калам заворчал:

— А хорошие новости есть, Бен?

— Эта тьма — колдовских рук дело. Вспомни то чувство, когда Аномандр Рейк прибывает куда-то по своему Пути: тяжесть, дрожь земли и невыносимое давление.

— Только не говори мне, что сюда пожаловал Сын Тьмы…

— Надеюсь, что нет. В смысле — не думаю, что это он. Он сейчас занят — я объясню позже. Нет, мне кажется, это что-то более, хм, первозданное.

— Двойной вой, который мы слышали, — проскрипел сквозь зубы Калам. — Это два Пса, Быстрый Бен. Я как-то уже сталкивался с ними. Они чем-то похожи на Гончих Тени, только хуже…

Маг пристально на него уставился.

— Прекрати, Бен. Не нравится мне этот взгляд. Я смог сбежать, только спустив на них пригоршню азалов. Это их не остановило, но мне хватило времени, чтобы смыться.

Быстрый Бен медленно вскинул бровь:

— «Пригоршню азалов», Калам? Где же это тебя носило в последнее время?

— А ты думал, только тебе есть что порассказать?

Маг аккуратно присел на корточки, осматривая местность по другую сторону разрушенной стены.

— Два Пса Тьмы, говоришь. Значит, это — Дераготы. Хотел бы я выяснить, кто разбил их цепи…

— Вот так всегда! — раздосадовался Калам. — Есть что-то, чего ты не знаешь?

— Парочка вещей найдётся, — ответил себе под нос маг. — К примеру: что эти Псы тут делают?

— Пока мы не попадаемся им на глаза, это последнее, что меня волнует…

— Нет, ты не понял, — Быстрый Бен кивнул в сторону поляны, на которую смотрел всё это время. — Что они делают тут?

Калам издал стон.

Колючая шерсть на загривках возвышалась над странно сгорбленными огромными плечами. Шеи были толстыми и длинными, головы — приплюснутые, с огромными выпирающими челюстями. Чёрная шкура покрыта шрамами, а в глазницах ничего, полное отсутствие света.

Размером со степную лошадь, но куда более громоздкие, с опущенными вниз, к мощёной площади, головами. В них были соединены некоторые черты гиены и медведя. Хитрость переплеталась с жадностью и чистой жестокостью.

Они замедлили бег, потом и вовсе остановились, вскинув кверху блестящие морды.

Они пришли уничтожать. Вырывать жизнь из плоти, смеяться над любыми попытками подчинить их, стереть всё на своём пути. Для них это был новый мир. Новый, хотя когда-то он был старым. Пришли перемены. Мир бесконечной тишины, где союзники и враги без разбору вскрывают друг другу глотки в горниле ожесточённого сражения.

Всё изменилось, и Дераготов это тревожило.

Они пришли уничтожать.

Но теперь сомневались.

Их взгляды уставились на новоприбывшего, стоявшего прямо перед ними, на другом конце площади.

Сомневайтесь. Да.

Карса Орлонг направился к ним, обращаясь к Псам низким, рокочущим голосом: