Дом Цепей (ЛП)

— Я знаю, потому что Теблоры — мой народ, обитающий в горах на севере Генабакиса — разводят табуны таких же джагских коней.

— Если так, я рада. Здесь их почти истребили.

— Истребили? Кто?

— Дальние твои родичи. Трелли.

Карса помолчал, оскалился: — Вроде того, которого зовут Маппо?

— Да, действительно. Маппо Коротыш, странствующий с Икарием. С Икарием, носящим сделанные из моих ветвей стрелы. Каждый раз, посещая меня, он не помнит прошлого посещения. Каждый раз он просит мою сердцевину, чтобы изготовить механизм измерения времени. Моя сердцевина могла бы пережить все прочие его конструкции.

— И ты помогла ему?

— Нет, ибо это убило бы меня. Я торгуюсь. Прочный сук для дуги лука. Ветка для стрелы.

— Значит, у тебя нет способов защиты?

— Против Икария их нет ни у кого.

Теблор хмыкнул: — Я вступил с ним в схватку, в которой никто не победил. — Он похлопал по рукояти каменного меча: — Мое оружие было из дерева, а сейчас у меня есть это. В следующую встречу даже подлость Маппо не спасет Икария.

Джагуты надолго замолкли; Карса понял, что Фирлис беседует с Циннигигом, потому что его лицо исказила тревога. Охряные глаза сверкнули на Карсу, но Джагут тут же отвел взгляд.

В конец концов Циннигиг испустил долгий вздох. — Карса Орлонг, она призвала ближайший табун — он непременно придет на первый зов. Она надеется, что придут и другие. Можно будет посчитать, сколько всего осталось джагских коней.

— И сколько голов в табуне?

— Не могу сказать, Карса Орлонг. Обыкновенно насчитывается около дюжины. Те, что бегут сюда, скорее всего единственные, остающиеся в Джаг Одхане.

Карса резко поднял голову в ответ на стук копыт, сотрясший почву под ногами. — Похоже, их больше дюжины, — пробормотал он.

Циннигиг встал, морщась от усилий. Движение в долине снизу. Карса повернулся. Почва тряслась, со всех сторон накатывал громоподобный гул. Дерево за спиной затряслось, будто охваченное шквалом. Теблор почуял, как Фирлис беззвучно закричала.

Лошади прибегали сотнями. Серые как сталь, еще больше, чем выращиваемые племенами Теблоров. Они мчались, они трясли черными гривами. Жеребцы, дергающие головами, кусающие зубами соседей в сражении за пространство. Толстозадые, покрытые потом кобылицы. Сотни, потом тысячи.

Воздух наполнился пылью, взвившейся к небесам вызовом самому Вихрю.

Всё новые дикие лошади окружали вершину; грохот утих, когда животные встали головами внутрь обширного стального круга. Тишина. Пыль клубилась, улетала с ветром.

Карса снова поглядел на дерево. — Кажется, Фирлис, тебе не нужно заботиться о вымирании. Никогда не видел я в табунах столько жеребят и погодков. Никогда не слышал о табуне такой величины. Тут десять, может, пятнадцать тысяч голов — и мы даже не можем увидеть задних.

Фирлис, казалось, онемела. Ветки дерева тряслись, качались на горячем ветру.

— Ты верно сказал, Карса Орлонг, — проскрипел Циннигиг, не сводя с Теломена напряженного взора. — Табуны сошлись. Некоторые прибежали издалека. Они шли на зов, но не зов Фирлис. Нет, это не ответ на ее призыв. Это ответ на твой призыв, Карса Орлонг. Нам больше нечего сказать. Но теперь ты должен выбрать. — Он кивнул в сторону коней.

— Карса Орлонг, ты недавно рассказывал о деревянном оружии. Какое дерево?

— Железное, единственное подходящее из здешних. Дома мы используем кроводрево.

— И кровяное масло?

— Да.

— Втертое в древесину. Кровяное масло пятнало твои руки. Они смогли учуять его, Карса Орлонг…

— У меня нет масла.

— Не у тебя. В тебе. Оно течет по венам. Кроводрево не растет в Джаг Одхане десятки тысяч лет. Но кони помнят. А теперь выбирай.

— Кроводрево, кровяное масло, — сказал Циннигиг. — Неубедительное объяснение, Фирлис…

— Да. Но другого у меня нет.

Карса оставил их спорить, оставил меч торчащим в земле. Он подошел к ожидающим лошадям. Жеребцы замотали головами, и Теблор улыбнулся, стараясь не показывать зубы (он знал, что тогда они увидят в нем хищника, а в себе жертв). «Хотя они сами легко убьют меня. Против такого скопища — ни шанса». Он заметил жеребца, явно повелевающего прочими, если учесть широкое пространство вокруг и вызывающий вид; прошел мимо, бормоча: — Не ты, гордец. Табуну ты нужнее, чем мне.

Он высмотрел другого жеребца, едва вошедшего в возраст, и двинулся к нему. Медленно, подходя так, чтобы конь все время видел его.

Грива и хвост коня были белыми, а не черными. Длинноногий, мышцы бугрятся под скользкой кожей. Серые глаза.

Карса встал в одном шаге от коня. Осторожно протянул правую руку, пока не опустил пальцы на трепещущий нос. Легонько надавил. Жеребец уперся, потом сделал шаг назад. Карса сгибал шею книзу, проверяя гибкость. Все ниже, пока ноздри почти не уткнулись в ложбинку грудины.

Он прекратил давить, не прерывая контакта, пока жеребец поднимал голову.

— Я назову тебя Ущербом, — шепнул он.

Он переместил ладонь на щеку коня, пока пальцы не оказались под челюстью, и пошел спиной вперед, выводя жеребца из табуна.