Вожак заржал, и табун взорвался движением. Наружу, распадаясь на маленькие группы, грохоча копытами и приминая высокие травы. Огибая холмы, они двигались на юг и на запад, уходя в сердце Джаг Одхана.
Дрожь Ущерба утихла. Конь шел следом за Карсой, вернувшимся за вершину.
Едва он взошел на холм, Циннигиг заговорил: — Даже Джагут не усмирил бы так джагского коня, Карса Орлонг.
Да, вы, Теблоры, относитесь к Теломен Тоблакаям… но вы уникальный народ. Теломен Тоблакаи — конники. Не думал, что такое возможно. Карса Орлонг, почему Теблоры еще не завоевали Генабакис?
Карса бросил взгляд на Джагута: — Однажды мы его завоюем, Циннигиг.
— И ты будешь тем, кто поведет их?
— Да.
— Тогда мы — свидетели рождения зловещей славы.
Карса встал рядом с Ущербом, провел рукой по напряженной шее. «Свидетели? Да, вы свидетели. Но вам и не вообразить, на что способен я, Карса Орлонг.
Никому не вообразить».
Циннигиг уселся в тени содержащего Фирлис дерева, что-то мурлыкая под нос. Теломен Тоблакай уехал на выбранном коне. Вскочил на спину и направил, не нуждаясь ни в седле, ни в поводьях. Табуны пропали, оставив пейзаж привычно пустынным.
Джагут со сломанной спиной достал кусок жареного накануне оленьего мяса и начал резать на мелкие полоски. — Подарок, милая сестра.
— Вижу. Убит каменным клинком?
— Точно.
— Сокровище для моего духа.
Циннигиг кивнул, помедлил, беззаботно взмахнув ножом. — Ты здорово сделала, скрыв остатки.
— Разумеется, фундамент сохранился. Стены Дома. Краеугольные камни ограды. Всё под покровом моей почвы.
— Глупые, бестолковые Т'лан Имассы. Воткнуть копье в землю Азата!
— Что они знали о домах, Циннигиг? Твари из пещер и кожаных шатров. К тому же он умирал, и это длилось годы. Он был смертельно ранен. Да, Икарий стоял на коленях, нанося роковой удар, он сгорал от безумия. Если бы спутник — Тоблакай не воспользовался случаем вынести Икария, бесчувственного…
— …он освободил бы отца, — кивнул Циннигиг, пережевывая мясо. Затем он подошел к дереву. — Вот, сестра, — произнес он, предлагая кусочек.
— Горелое.
— Думаю, ты приготовила бы еще хуже.
— Да уж. Давай, проталкивай. Я не хочу жевать.
— Ты не можешь жевать, дорогая. Я понимаю всю иронию… отец Икария не желал быть освобожденным. Так умер Дом, ослабляя ткань мироздания…
— … в достаточной степени, чтобы был разорван тот садок. Давай еще. Ты съел больше, чем я.
— Алчная сучка. Итак, Карса Орлонг… удивил нас.
— Не думаю, что мы единственные обманулись внешностью этого воина.
— Согласен. Подозреваю, что и не мы последние испытаем потрясение.
— Ты чуешь духи шестерых Т'лан Имассов, Циннигиг? Они притаились там, за сокрытой стеной…
— О да. Теперь они слуги Скованного Бога. Бедняжки. Похоже, им будет что ему рассказать…
— Кому? Скованному?
— Нет, Карсе Орлонгу. Они владеют знанием и надеются руководить Тоблакаем — но даже подойти боятся. Думаю, их пугает присутствие Дома.
— Нет, он мертв. Весь его жизненный дух перешел в копье. Не Дома, а самого Карсы — вот кого они страшатся.
— Ага. — Циннигиг улыбнулся, вкладывая еще кусочек мяса в деревянный рот Фирлис. Тот пропал, скользнув в глубокое дупло внутри ствола. Чтобы сгнить, чтобы питать дерево. — Тогда Т'лан Имассы не такие и глупые.
КНИГА ЧЕТВЕРТАЯ ДОМ ЦЕПЕЙ
Запер ты двери, окна закрыл, и каждый выход во внешний мир запечатал, и вдруг понял, что сбылся самый страшный кошмар — убийцы здесь, убийцы уже в Доме.
Глава 18
Гневной Богини Вихрь взметнулся преддверием ада
Кузницей стала святая пустыня Рараку
В пыль обращается кровь, идут легионы холодным железом
Там, у сухого причала средь мертвого града
В битве сцепились две армии
И Худ прогулялся по проклятой почве
Как было тысячу раз.
Она прокралась вдоль ряда заботливо сложенных каменных блоков, по краю канавы — знала, мать придет в ярость, видя новую, но уже испорченную одежду — и увидела, наконец, сестру.
Тавора забрала у брата солдатиков из кости и рога, в тени наполовину обвалившейся стены имения (именно ее собиралась чинить артель рабочих) устроив миниатюрное сражение.