Тео сидел на коленях у мамы, очаровательно улыбался и протягивал руку к Клемми. Малыш держал игрушечного щенка, и непосвященный человек решил бы, что ребенок протягивает игрушку сестре. Но Тео никогда бы не отдал Щена добровольно. Что случилось с игрушкой? Конечно, по сравнению с остальным судьба Щена не имела особого значения, однако Элис все равно задавалась этим вопросом. Наверное, в ней говорил писатель, которому нужно, чтобы все, даже самые мелкие детали, было на своем месте. Серьезные вопросы тоже оставались. Как это произошло? Когда папа понял, что натворил? Как об этом узнала мама? И самый важный: что произошло с ее отцом, почему он это сделал? Элис дорого бы дала, чтобы поговорить с отцом и матерью, спросить напрямую… Теперь оставалось лишь надеяться, что ответы есть в архивах Лоэннета.
Элис поручила Сэди Спэрроу отыскать эти ответы и поняла, что не сможет сидеть сложа руки. Да, когда-то она дала себе обещание не возвращаться в Лоэннет, но сейчас ей больше всего на свете хотелось туда. Резко поднявшись, Элис ходила туда-сюда по библиотеке, обмахивая разгоряченное лицо. Вернуться в Лоэннет… Питер сказал, что ей достаточно только позвонить и сказать. Неужели она на самом деле собирается сдержать опрометчивое обещание, данное себе в юности, в разгар неуверенности и страха?
Элис посмотрела на телефон, и ее рука дрогнула.
Глава 27
Ему повезло, и от этого становилось только хуже. У него есть любимая жена, три дочери, такие милые и невинные, свет его жизни, а скоро появится еще один ребенок. Он живет в прекрасном доме с разросшимся садом на опушке густого леса. На деревьях поют птицы, белки делают запасы, в ручье нагуливает жир форель. Он такого не заслуживает. У миллионов мужчин отняли возможность жить нормальной жизнью, они погибли в грязи и безумии. Эти люди отдали бы все за то, что есть у него. Но они давно мертвы и забыты, а он продолжает наслаждаться счастьем.
Энтони обошел озеро и остановился, увидев лодочный сарай. Это место всегда будет особенным. Вспомнились простые, скромные дни перед войной, когда дом ремонтировали и они с Элеонорой жили в лодочном сарае. Самые чудесные дни его жизни. Все шло своим чередом. У него была цель, способности и уверенность, которые сопутствуют молодым и здоровым, тем, кого судьба еще не потрепала. Тогда он был хорошим человеком. Жизнь казалась прямой, ровной дорогой и звала в путь.
Вернувшись после войны домой, Энтони много времени проводил в лодочном сарае: иногда сидел и смотрел на воду, иногда перечитывал старые письма, а бывали дни, когда просто спал. Порой он думал, что больше никогда не проснется, зачастую мечтал об этом, однако просыпался снова и снова. Элеонор помогла ему устроить кабинет в мансарде, и сарай перешел к девочкам, стал местом для детских игр и приключений, а сейчас там временами ночевала прислуга. Эта мысль позабавила Энтони, он представил слои времени, как вчерашние призраки уступают место сегодняшним играм. Здания намного переживают человека, и хорошо. Энтони любил леса и поля Лоэннета еще и потому, что по ним ходили поколения людей, работали здесь, и хоронили их тоже в этой земле. Постоянство природы успокаивает. Даже леса возле Менена, того городка в Западной Фландрии, выросли снова… Растут ли цветы на могиле Говарда?
Иногда Энтони вспоминал о людях, которых они встречали во Франции. Он пытался не думать, но они возникали перед его мысленным взором: крестьяне и фермеры, дома которых оказались посреди войны. Живы ли еще месье Дюран, мадам Фурнье и многие другие, у кого они квартировали за долгие годы войны? Когда заключили перемирие и пушки замолчали, начали ли люди, чьи дома и фермы они разрушили, долгий, медленный процесс возвращения к жизни? Наверное, да. Что им еще оставалось?
Энтони обошел изгородь и направился к лесу. Сегодня Элис хотела пойти с ним, но Элеонор не разрешила, нашла ей какое-то дело. За долгие годы жена научилась определять его состояние с полувзгляда; порой Энтони казалось, что она знает его лучше, чем он сам. Хотя с тех пор, как Элеонор сказала, что у нее будет ребенок, стало хуже. Она хотела порадовать Энтони, да он и радовался, но все чаще и чаще его мысли возвращались к тому амбару на ферме мадам Фурнье. Энтони слышал по ночам призрачный плач ребенка, а когда лаяла собака, всякий раз замирал и говорил себе, что все хорошо, лай ему только мерещится.
По небу пролетела стая птиц, и Энтони вздрогнул. На миг почудилось, что он снова лежит за доильной площадкой на ферме во Франции, плечо ноет от удара Говарда. Энтони крепко зажмурился, медленно досчитал до пяти, потом приоткрыл глаза. Сосредоточился на том, чтобы видеть только широкие поля Лоэннета, качели Элис, последние ворота, за которыми начинался лес. Медленно, целеустремленно он зашагал в ту сторону.