Они устроились на диване и стали смотреть фильм. Энни незаметно поглядывала на Ника и замечала, что он подолгу смотрит на нее. Она не хотела думать о том, что в последнее время Ник все больше занимал ее мысли, но закрывать глаза на очевидное было невозможно. Она многое про него узнала, пусть это и были самые обычные мелочи: например, про то, что он любит мятное мороженое с кусочками шоколада и терпеть не может свеклу, что его любимый цвет — голубой, что спортивные передачи нагоняют на него скуку, что он любит печеную картошку с маслом и кусочками бекона, но без соли и перца, что, когда Иззи прижимается к нему и целует, Ник может расплакаться.
Энни узнала, что иногда его желание выпить внезапно становится таким непреодолимым, что он начинает задыхаться и у него стекленеют глаза. В такие моменты он уходит из дома и отправляется в одиночестве в лес. Возвращается он бледный, измученный, с волосами мокрыми от пота и дрожащими руками, улыбаясь грустной улыбкой, и она догадывается, что он снова победил. Иногда, если их взгляды пересекаются, она чувствует опасность, затаившуюся до времени.
Энни не хотела слишком привязываться к Нику Делакруа, но чувствовала, что каждый проведенный вместе день сближает их все больше.
Когда фильм закончился, Энни не могла посмотреть на Ника — она боялась того, что может увидеть в его глазах. Того, что и он может прочесть в ее взгляде. Поэтому она стремительно поднялась с дивана, взяла свою сумку и направилась к двери, на ходу пробормотав «до свидания».
17
Иззи проснулась в страхе. Ей снился сон про маму, это все, что она могла вспомнить. Ее мама стояла у озера, звала ее и плакала.
Иззи откинула одеяло и встала с кровати. Даже не надев халат и шлепанцы, она тихонько вышла из комнаты и поспешила по коридору. Возле двери в спальню отца она немного помедлила, потом пошла дальше. Она спустилась по лестнице, вышла через парадную дверь и шагнула в темноту.
Иззи смотрела на озеро. Сначала она ничего не видела, кроме темно-серого отражения гор, но через некоторое время она разглядела поблескивающую рябь воды и услышала, как шепчутся волны, лаская галечный берег. Дымка превратилась в серый туман, повисший на черных пиках деревьев.
Иззи вздрогнула. Сетчатая дверь выскользнула из ее руки и со стуком захлопнулась за ее спиной.
—
У берега она заметила какую-то тень.
Иззи оглянулась на дом. В папиной спальне было темно. Она знала, что надо было бы сказать ему, чтобы он не волновался, но потом она снова увидела белый силуэт впереди и услышала женский плач — и забыла про все на свете. Она подхватила подол ночной рубашки и побежала по мокрой траве, хлюпая по сырой земле голыми ногами.
Воздух был наполнен звуками: каркали вороны, где-то ухала сова, квакали лягушки. Звуки пугали Иззи, но она не остановилась, пока не добежала до озера.
—
От воды поднималась розовая дымка. И в ней Иззи ясно увидела маму. Она стояла на воде, положив руки на талию, ее золотистые волосы образовывали вокруг головы сияющий нимб. Иззи разглядела белые крылья за ее спиной и услышала какой-то ритмичный звук, как будто где-то далеко стрекотала газонокосилка. Образ ее мамы был таким ярким, что на нее было больно смотреть, как смотреть прямо на солнце. Иззи заморгала, но перед ее глазами все равно стояла россыпь черных точек и звезд, а ее мама то виделась отчетливо, то словно размыто.
Иззи заморгала и попыталась увидеть прекрасные голубые глаза своей мамы.
—
Иззи попыталась вспомнить свой сон, но вспоминалось только ощущение паники и отрывочные картинки, в которых не было никакого смысла.
—
Она почувствовала мамино прикосновение — легкий ветерок, который коснулся лба и пошевелил ее волосы, поцелуй, который пах туманом, дождем и мамиными любимыми духами.
—
—
Еще одно прикосновение, более мягкое.
Теперь мама приблизилась, и Иззи была уверена, что увидела белые, как у голубя, крылья.
—
На долю секунды дымка рассеялась, и Иззи увидела свою маму. Не было ни крыльев, ни сияния, ни тумана. Была просто светловолосая женщина с грустными глазами в розовой фланелевой ночной рубашке в цветочек, и она смотрела на свою девочку.