Дом «У пяти колокольчиков»

В те времена, особенно поздними вечерами, Конский рынок выглядел мрачным и пустынным, напоминая собою площади некоторых забытых богом, удаленных от больших трактов провинциальных городишек. Подобному впечатлению способствовали расположенные поблизости бастионы, превратившиеся в руины, где облюбовали себе место для ночлега бродяги обоего пола. Никто не посоветовал бы вам подходить близко к этим вертепам. Постоялые дворы бывали заполнены главным образом крестьянами; горожанин заглядывал сюда редко, навещая эти заведения лишь в том случае, если возникала надобность разыскать там кого-нибудь из мужиков, к которому у него было дело. Заселен Конский рынок был не густо: лишь кое-где вздымался большой дом в несколько этажей, а множество остальных домов были маленькие, невзрачные, низкие, построенные наскоро их владельцами на месте пожарищ, этих печальных памятников последней осады Праги{47}, когда, как известно, большая часть Нового и Старого города сгорела дотла. В сочельник, после того как покупатели и продавцы покидали Конский рынок, жизнь здесь совсем замирала, утихал шум и на всем пространстве воцарялась мертвая тишина, лишь изредка нарушаемая глухими отголосками кровавой драки на бастионах, либо пением, доносящимся из открытых окон отдельных трактиров, либо тоскливым криком стражника из будки на Водичковой улице, который, уловив звук родной речи, приветствовал таким способом своего незнакомого земляка.

Погруженный в задумчивость, неспешно прохаживался Франтишек вдоль ряда столбов за палатками, на которых висели слабо светящиеся фонари. Время от времени он вдруг резко останавливался и, запрокинув голову, жадно всматривался в бриллиантовые узоры на небесах, будто тщась угадать, а затем объяснить человечеству, что они предвещают. Соскользнув с высот, взор его обыкновенно падал на дом «У барашка» и задерживался на нем с еще большей пытливостью, хотя дом по внешнему виду не представлял из себя ничего особенного. Он ничем не выделялся среди своих соседей, был таким же двухэтажным, о двух окнах по фасаду; на зубчатом его фронтоне тоже красовалась какая-то фигурка. Правда, внутри он был просторен, а его вытянутый в длину, глубокий двор являлся гордостью всех его владельцев. От соседнего дома его отделяла невысокая поперечная стена; поверх нее издали была хорошо видна галерея, на которой зеленел Стасичкин розмариновый садик. В этот час над ним мерцала красная, словно рубиновая, звездочка, — то был огонек свечи на столе, стоявшем посреди горницы, где начиная с детских лет провел Франтишек у черной кафельной печи столько воскресных вечеров, где хорошо изучил каждый уголок, каждый предмет старинной утвари, где изо дня в день учил Стасичку…

Прислонясь к стене противолежащего дома и глядя на рубиновую звездочку, он воспроизводил мысленно все, что вокруг нее сейчас происходит. Он видел, как матушка, сидя за большим, добела выскобленным столом, подсчитывает дневную выручку, пряча деньги, по стародавнему обычаю, в длинный чулок; видел, как старая служанка раскладывает по постелям горы перин и подушек; видел, как Стасичка, сгорбившись на скамеечке в своем уголке, поглаживает кошку…

О чем она сейчас размышляет? Да и размышляет ли вообще? Может, бездумно смотрит на завораживающие языки пламени… Разгневалась ли она на него взаправду, когда застигла его на том, что он украдкой разглядывает ее, стремясь проникнуть в тайники ее души? Так ли уж было это ей безразлично? О, скорее всего на самом деле рассердилась, ведь он видел, как она вспыхнула, — без сомнения, исключительно от злости. Да нет, вовсе не злилась она, ведь ее решительно не трогает, взглянет или нет на нее такой человек, как он. Если бы он ее хоть капельку занимал, она бы непременно после уроков обратилась к нему с какими-нибудь словами, с каким-нибудь вопросом. Однако ни одна мелочь не указывала на то, что она им интересуется. Она встречала его всегда молча, здоровалась кивком и молча следовала за ним, накинув на голову свою клетчатую шаль. О нет! Не от гнева она вспыхнула, встретившись с его взглядом, ведь даже гнева ее он, по-видимому, недостоин, а внезапный румянец… так это мог быть всего лишь отсвет огня.