Дом «У пяти колокольчиков»

Было бы излишним добавлять, что в тот вечер ученик скорняка не пошел ни за какими восковыми свечами и что посланница принесла нерадивому корреспонденту следующий ответ из Праги: мол, раз некоторым людям некогда писать перед праздниками, то другим людям после праздников некогда будет читать. Столь же излишне и упоминать о том, что с той поры великану уже никогда не приходилось затягивать свой фартук; теперь он частенько посреди работы облизывался, постоянно имея в запасе различные кастрюли и горшки с весьма существенным содержимым. Он подкрепил свою признательность Петршичку за оказанную ему неоценимую услугу, выпустив из своих огромных ручищ поистине дождь пуговиц на его прилавок. Так что маленькому нашему мудрецу долгое, долгое время было что начищать и шлифовать.

Так и текла день за днем, с незначительными лишь переменами, жизнь в палатке напротив корчмы «У барашка» и таким вот способом добывал Черный Петршичек свой товар и свою славу.

Если кто-нибудь заподозрил бы, будто Черный Петршичек все же втайне страдал от того, что он так неказист, тот попал бы пальцем в небо. У него, постоянно размышляющего о стольких важных вещах, просто не оставалось времени на подобные пустяки, да и не стал бы он себе забивать ими голову. Как всякий истинный мудрец, он не мечтал о любви, полагая, что это не более как выдумка — быть может, самая смехотворная и нелепая изо всех прочих, поскольку подвержены сему чувству оказываются обыкновенно лишь недалекие, ограниченные люди. Он, следовательно, не испытывал и нужды обладать красивой наружностью, ибо не стремился завоевать женское сердце и царить в нем. Он вообще смотрел на женщин как на существ низшего сорта, коих природа умом и способностями наделила весьма скудно, а посему и недостойных занимать мысли серьезных и умных мужчин. В конце концов, его брат Франтишек был строен как тополь, а лицом нежен как роза, так что его красоты с лихвой хватало на двоих.

Он глядел на Франтишка с обожанием — разумеется, лишь тогда, когда тот не мог заметить. Черный Петршичек придерживался правила, в те времена весьма распространенного, что не следует выказывать свою любовь детям, и по сей причине за целый год ни разу не выдал взглядом истинного своего чувства, хотя не мог не замечать, в какого тот превращается пристойного и добропорядочного мужчину.

В воображении ему представлялись такие картины: вот идет Франтишек, все ему кланяются, еще издалека приветствуют его, женщины наперебой просят, чтобы он благословил их детей, и он с величественным видом дает им свое благословение. Впрочем, Черный Петршичек понимал, что до той поры много воды утечет, а пражане съедят горы хлеба и булочек, но что из того? Правда, временами в голове его, случалось, мелькнет тревожная мысль: а ну как все это не осуществится? Однако сомнения эти уподоблялись скорее всего зарнице, что теплой июньской ночью вспыхнет на горизонте. «Сверкает, да без грому», — говорят о ней люди. Вот и Петршичек эти короткие вспышки воспринимал лишь как предзнаменование настающих погожих дней, то есть поры, когда исполнятся его сокровенные чаяния, и призрачное это освещение использовал для того, чтобы подсчитать, сколько он уже одолел таких трудных ступеней, каких, кроме него, никто бы одолеть не сумел. Да и что может помешать ему достичь самой дорогой, самой святой цели своей жизни, если он решил посвятить этому все силы ума и души? И он хлопотал, вел хозяйство, нуждался, поддерживал всякого рода знакомства, порой весьма для него тягостные, — а все ради того, чтобы в один прекрасный день увидеть Франтишка в священническом облачении и услышать, как произносит он проповедь с амвона в дворцовом храме.

Когда бы ни заводила хозяйка «Барашка» с Черным Петршичком речь о Франтишке, она непременно присовокупляла, что, мол, очень к лицу была бы ему епископская митра. Петршичек, лукавец, при этом просто корчился от смеха, притворяясь, будто полагает сие чем-то совершенно невероятным и недостижимым. Между тем он никогда не забывал скрупулезно перечислить, сколько людей низкого происхождения достигли этого высокого положения, и, словно читая наизусть молитву, перебирал имена пап и архиепископов, кои из бедных хижин поднялись на вершины духовной иерархии.