Но из подъезда выбежал Серафен, выкатил свой велосипед и, вскочив на него, помчался в том же направлении, что и Шармен, а до нее — прятавшийся в тени неизвестный.
Без долгих раздумий девушка тоже забралась в седло и последовала, на некотором расстоянии, за Серафеном, чтобы — как она себя убеждала — выяснить все до конца, на деле же потому, что попросту не гнала, куда деваться или «где повесить свой фонарь», как любила говаривать ее мать.
Шармен резко затормозила перед воротами гаража и вышла из машины. Когда умолк шум двигателя, Понтрадье показался ей охваченным какой-то странной тишиной. Она машинально подняла глаза. Планки жалюзи на окне у ее матери не были повернуты, и сквозь щели пробивался свет. Свет был также наверху, в круглом окошке мансарды, которую занимала гренадерша. Должно быть, обе женщины, каждая на свой лад, оплакивали покойника.
Шармен заколебалась. Подняться к себе в спальню? Она знала, что не уснет, и решила пройтись по аллее. Она тихо проскользнула мимо зарослей букса — его запах приносил ей утешение, воскрешая в памяти времена детства. Шармен сорвала несколько веточек и поднесла к лицу, вдыхая их аромат.
Дальше аллея поворачивала, и впереди проблескивала сонная гладь бассейна. Шармен направилась туда, как вдруг услышала за спиной вкрадчивый звук, словно дробный топот кавалькады, где копыта коней обернуты мягким войлоком. Она хотела обернуться, чтобы посмотреть, кто бродит здесь в такой неурочный час, но не успела. Огромная масса рухнула ей на плечи и с хрустом сокрушила шейные позвонки.
Приникнув к рулю, с искаженным, застывшим лицом, Серафен крутил педали, точно одержимый. Теперь, каковы бы ни были последствия, он сгорал от желания стиснуть Шармен в объятиях. Нетерпение гнало его вперед. Он хотел обнять ее всю, одним движением своей большой руки. В это мгновение ему казалось, нет ничего важнее, чем увидеть, как ее глаза поднимутся к его лицу, и он прочтет в них призыв, страсть и нежность.
Серафен спрыгнул с велосипеда, как обычно, у портала без решетки, перед большим тополем. Он наскоро спрятал машину в канаве и нырнул в соседнюю аллею. Кругом царило безмолвие. Луна была на исходе и едва освещала землю у подножия деревьев. Легкий бриз щекотал его ноздри влажным запахом букса. Сквозь поредевшую листву он видел очертания Понтрадье. На фасаде светились два окна. Было ли одно из них окном Шармен? Что она делает в этот час? Серафен представил, как войдет в ее комнату, обнимет сзади за плечи и скажет, почему не смог ответить на ее любовь…
Занятый своими мыслями, он не заметил, как очутился на пересечении двух обсаженных буксом аллей. Там, в игре светотени, созданной луной, усеявшей землю темными и светлыми пятнами, маячило что-то вроде холмика. Это что-то подрагивало и муарово переливалось, переходя из тьмы на свет, а над ним мерцали, вспыхивая, четыре тусклых огонька. В следующее мгновение Серафен услышал глухое ворчание и хруст костей, перемалываемых мощными челюстями. Звук ворвался в сознание Серафена с разрушительной силой циклона, но задуматься о его природе он не успел, потому что от бесформенной копошащейся массы вдруг отделился темный кусок и понесся на него, одним скачком покрывая несколько метров. Это была огромная собака.