Дом в Мансуровском

Теперь заведующая рассматривала ее с явным интересом. Еще не старая и довольно симпатичная баба. Одета скромно, но достойно и недешево: платье, сапоги, бриллиантовые сережки. В прошлом медсестра. Надо же, интересно! Она медсестра, он профессор. Но главное – возраст. Вернее, разница в возрасте. Сколько ему? Ей точно не больше пятидесяти. Ну да, и это не редкость. Интересно, где она его подцепила? В прошлом – значит, сейчас не работает. Зачем работать, если муж профессор? Симпатичная и смотрит с мольбой: пущу, не пущу.

Заведующая укоризненно сказала:

– Вот вы говорите, что вы медсестра. Значит, должны понимать – в реанимацию мы не пускаем! И исключений из правил нет, ни для медсестер, ни для кого!

Ася покорно поднялась со стула. Только бы не разреветься. Только бы не разреветься перед этой надменной и вредной теткой!

– До свидания, – пробормотала она, направляясь к двери.

Слезы стояли так близко, что надо было выскочить пулей.

– Завтра приходите, – вдруг смилостивилась заведующая, – часов в двенадцать. Картина будет яснее. А пока никаких эмоций, ни плохих, ни хороших. Больному нужен покой. Вы же медсестра, хоть и в прошлом! – не удержавшись, подколола она.

Ася бежала по коридору. Выход из отделения, лифт, лестница. Там, на лестнице, и расплакалась, дала волю слезам.

Дома было темно и пусто. Ася зажгла торшер и села в кресло. Как тихо… вымерший дом. Сначала Юля, потом Маруся. Теперь Саша. Все ее бросили. Надо бы что-то съесть, целый день ни крошки, а лень, неохота. Ася закрыла глаза и услышала звук, мерное тиканье. Опять часы! Весь день часы. Как будто отстукивают, сколько кому осталось. Да что такое она несет? Выкинуть, выкинуть плохие мысли, сию секунду выкинуть! Все будет хорошо, Саша поправится и вернется домой. Надо позвонить Юле, Юля со всеми договорится и всех поставит на уши. Это она, Ася, робеет. А здесь робеть нельзя, здесь надо биться. С неохотой выбралась из кресла, и, как старуха, шаркая тапочками, побрела к телефону.

– Юлечка! – сказала она и расплакалась.

– Что ты мне сразу не позвонила? – кричала Юля. – Что значит – «было не до того»? Ладно, все, не кричу. Да поняла – не ору! Может, сейчас и поехать? Нет смысла, не пустят? Меня – и не пустят? – Юля истерично хохотнула. – Ладно, успокоилась. Утром поеду, к восьми. Сказали к двенадцати? Вот ты и езжай к двенадцати, а я поеду к восьми. Все, Ась, я так решила. Ложись, отдыхай. А завтра все будет нормально.

«Завтра все будет нормально, – повторяла Ася, – завтра все будет нормально». Она не одна, они вместе с Юлей, все будет хорошо. Хорошо, как прежде. Саша, ее Сашенька обязательно поправится. А если… Нет, нет и нет! Он вернется. Он же не может оставить ее одну.

Юлия Ниточкина влетела в больницу ровно в восемь утра. Врачебная конференция? Да бросьте! Где конференция? В актовом зале?

«Почему актовый? – говорила она про себя, взлетая по лестнице. – Акт регистрации брака, акт рождения ребенка, акт регистрации смерти. Сплошные акты! А, еще первый акт, второй, ну и так далее. У нас пока первый. Уффф… Ничего себе! Курить надо бросать, одышка». Юля решительно открыла тяжелую дверь актового зала. Он был наполовину заполнен, сплошные белые шапочки. На сцене, за здоровенным, покрытым зеленым сукном столом, сидел серьезный и интересный, за сорок, мужчина, по бокам от него сидели две женщины: пожилая и полная, строгого, даже сурового вида, и молодая, за тридцать, с очень прямой, балетной спиной, сложной, накрученной башней на голове, в модных больших очках, с ярко накрашенными губами и узкой ниткой темно-малиновых бус вокруг тонкой изящной шеи.

Дверь хлопнула, Юля вздрогнула, и десятки белых чепчиков обернулись на нее.

Строгая пожилая еще больше нахмурилась, привстала.

– В чем дело? – громко и с возмущением спросила она. – Вы кто, гражданочка?

«Гражданочка». Юля сдержала смех. Так обращались и в транспорте, и в магазине, и в прочих советских учреждениях – «гражданочка». Смех и грех. И эта толстая тетка как будто из-за прилавка с колбасой или селедкой.

– Покиньте помещение! – подавшись вперед, заорала тетка.

– И не подумаю, – звонко ответила Юля и пошла по проходу к сцене.

– Вы спятили? – растерялась тетка и посмотрела на представительного мужчину.

Тот пока наблюдал. А вот блондинка в модных очках растерялась, заерзала, предчувствуя что-то нехорошее. По залу пробежал тихий шепот.

Юля подошла к сцене и уставилась на тетку.

– Юлия Ниточкина. Журналист газеты «Голос народа», слыхали? И дочь профессора Ниточкина. Не слышали? Ни про газету, ни про профессора вы, разумеется, не слышали? – Юля в упор смотрела на тетку.

Та, растерянная, с вспотевшим и побагровевшим лицом, повернулась и уставилась на сидевшего рядом мужчину.

– Игорь Михалыч, – пробормотала она, – ну вы… как-то… Воздействуйте!

Взгляд ее кричал, требовал, умолял. И мужчина решил среагировать:

– Вы по какому вопросу, женщина? Не видите – идет утренняя врачебная конференция! Пожалуйста, покиньте служебное помещение, таков порядок! Ждите меня за дверью. На моей двери написаны часы приема для родственников и посетителей.