Дом в Мансуровском

Юля ломала голову, стоит ли благодарить главного? Вроде бы да, так положено, а вроде и боязно – кто берет взятку у представителя прессы? Но бутылка хорошего коньяка или виски – это не взятка, а благодарность. Посоветовалась с Кариной, и та, добрая душа, выдала ей бутылку армянского коньяка, коллекционную, привезенную из самого Еревана:

– Не из магазина, даже там таких нет! – объяснила Карина. – Деду доставили с самого завода, эксклюзив, для особо почетных гостей. – И заверила Юлю: – Какое там «жалко», о чем ты! Дед давно забыл о ней, а нам, дуракам, не по ранжиру, выпьем обычного, четыре звездочки, вон, посмотри, полный бар! Бери – и точка. Главное, что все обошлось.

Юля расплакалась. Железная Юля. Сдали нервишки, сдали. Держалась – и вот тебе… Ревела от счастья, что все обошлось. От того, что Кара снова подтвердила верную дружбу, хотя кто сомневался?

– Сама бы сейчас залпом, – утирая слезы, рассмеялась она, – ей-богу, из горла́, как заправский алкаш!

– Кто нам мешает? – невозмутимо пожала плечами Карина и ловко открыла бутылку, те самые четыре звездочки.

Тяпнули по три рюмки, и отлегло. Прав Карин отец: армянский коньяк – священный напиток.

После больницы Александру Евгеньевичу был рекомендован полный покой.

– Про работу и думать забудьте, – гладила его по руке участковый врач. – Что вы так испугались? Я про ближайший месяц, дорогой вы мой человек! Сон и покой. Диета и свежий воздух, через неделю можно гулять. Во дворе, мой дорогой. Во дворе, постепенно, медленным шагом – и на лавочку!

После ее ухода профессор заплакал:

– Жизнь кончилась. Я инвалид. Вы делаете из меня инвалида!

Ася как могла утешала. Слава богу, что были успокоительные и снотворное. Большую часть времени муж дремал.

Ася сидела на краю кровати и смотрела на него. Постарел. Как же он постарел! Раньше она и не замечала большую разницу в возрасте. А теперь… Болезнь меняет, уродует, старит…

Вспомнила, как говорила мама: «Придет время, и ты все поймешь».

И вот, она еще нестарая женщина, а он уже дряхлый старик? Нет, это болезнь. Он восстановится, придет в себя, это после больницы, а дома и стены лечат!

«Все будет как раньше. Все будет как раньше», – повторяла она.

Кстати, Марусе ничего не сообщили. Зачем? Помочь она не может, приезжать ей не надо, а переживать есть кому. Наверняка ей и так нелегко, Алеша в море, она одна. Даже представить – и то невозможно. Как там Маруся? Вечное беспокойство, непреходящее. И вечная боль…

А Юля умница. Какая же умница их Юлька! Всю больницу на уши поставила, всю Москву подняла!

Ася поправила одеяло, дотронулась до руки мужа и тихо, на цыпочках, вышла.

К Игорю Михайловичу Юля попала через четыре дня после того, как выписали отца.

Увидев ее в коридоре, он удивился и, не скрывая, обрадовался:

– О, это вы?

Увидев пакет с подношением, усмехнулся:

– Взятка, значит?

– Что вы! Благодарность, – улыбнулась Юля.

– С вами свяжись! – рассмеялся ИО, как она его про себя называла. – Возьмешь безобидную бутылку, а вы припишете взятку!

– Неужели я похожа на такую стерву? – делано расстроилась Юля.

Игра. Знакомая игра: кто выиграет, кто первым сдастся? Кокетничаем, курочка-петушок, как тетерева на току.

– Похожа, увы. Вам раньше не говорили?

– Бывало, – в тон ему ответила Юля. – Если по правде – бывало.

– Возьму с одним условием, – улыбнулся он, вертя в руке бутылку, – разопьем вместе. Не возражаете?

Приподняв брови, Юля развела руками:

– Не возражаю. Я же стерва, а не дурочка.

– Когда? – ИО явно любил конкретику.

– Я позвоню, – мило улыбнулась Юля и вышла из кабинета.

Вялотекущий роман с ИО не спасал. Хотя доктор как претендент на руку и сердце был неплох – холост, точнее разведен, детьми и алиментами не обременен, строил кооператив, а это означало, что в Юлиной жилплощади заинтересован не был, имел автомобиль и был щедр: рестораны, букеты, духи, подарки. Для нечастых встреч – а оба были людьми занятыми – квартиру искал именно он.

– Бери его за шкирку и тащи в загс, – настаивала Карина, – иначе тебе не справиться!

Кстати, и Карине, с ее бесконечными претензиями и недоверием к мужскому полу, ИО нравился, что было важно для Юли.

Но Юля не торопилась. Кружняк чувствовал: что-то не так, однако вопросов не задавал. «Офицерская выдержка, – усмехалась Юля, – их хорошо дрессируют».

Измотанная, хронически уставшая, по уши загруженная работой, с постоянными дальними командировками, с автобусами и аэропортами, встречами с незнакомыми людьми, бесконечными интервью, статьями, километрами плохих ухабистых дорог, низкопробными гостиницами, Юля на все махнула рукой. В конце концов все разрулится. Да, само собой, ведь это не может длиться вечно. Жизнь пожалеет ее и расставит все по местам, что еще оставалось?