Дом в Мансуровском

Спасало и то, что с Кружняком они виделись редко. В командировках она отвлекалась, почти забывая о своем тягостном, непрекращающемся романе. Но ее любовник напоминал о себе. Сколько раз он звонил в далекие города и забытые богом поселки, находил ее в полупустых продуваемых гостиничках, в убогих кафешках, где она хлебала полуостывший невкусный суп или с отвращением жевала котлету.

– Вас к телефону! – вбегала растерянная администраторша. – Москва!

– Как ты, малыш? – слышала она знакомый голос. – Тяжело? Куда ты опять забралась?

– Нормально, – еле сдерживая слезы, отвечала она.

Еле сдерживалась, чтобы не закричать: «Я дура, Ген! Какая я дура! Почему я не послушалась тебя, почему не пошла в теплое местечко! Я так устала! Я хочу домой, в Москву! Я хочу в журнал, и чтобы без этих дурацких командировок и лозунгов, что я могу изменить мир! Ни черта я не изменю, можешь торжествовать. Ты был прав, все это глупость и детство. Юношеский максимализм, и я его почти победила. Соскучилась? Да, я соскучилась. Радостно слышать? Ну что же, послушай. Через два дня. Я возвращаюсь через два дня. Если не сдохну».

Как-то по приезде пошла к врачу – чувствовала, что-то не так. Побаливал желудок, подташнивало, познабливало. Все с приставкой «по», но чуяла, что до плохого недалеко.

На вопрос врача «на что жалуетесь» ответила коротко:

– Я потихоньку разваливаюсь. – И с трудом улыбнулась: – Вроде бы рано?

– Рановато, – согласилась врач и выписала направления на обследования.

Две недели Юля бродила по замысловатым коридорам огромного, как город, диагностического центра.

Вердикт – язва желудка, вегетативная дистония, тахикардия, хронические мигрени, нервное истощение. Вот они, причины ее слез, ужасного настроения, отсутствия сил, физических и моральных, мыслей о бесполезности жизни, депрессии.

Частного психиатра, точнее, психиатршу, дал ИО. Сказал, что тетка чудесная, грамотная, берет немного, а главное, сама пережила такое… Принимает на дому, голову не морочит, лишних вопросов не задает, человек проверенный и свой, можно идти и не бояься.

– Мне все, кирдык? Скажи честно, прошу! – холодея от ужаса, выдавила Юля.

– Глупости, – рассмеялся ИО. – Какой там кирдык? Этой фигней страдает половина населения планеты. А может, и больше. Просто раньше этим серьезно не занимались, а теперь начали. И знаешь, что показывают исследования, о чем говорит пока еще слабенькая статистика? Большинство наших проблем, назовем это так, связано именно с ней, с депрессией. Люди падают в пропасть, а их лечат от всего на свете, не обращая внимания на психическое здоровье, на эмоциональный перегруз, с которым они просто перестали справляться. Ну все, вперед! Через пару месяцев ты будешь в порядке!

– Отвечаешь? – выдавив слабую улыбку, спросила она.

Психиатр принимала на Спортивной. Юля блуждала по переулкам и возвращалась на то же место. Приближались паника и отчаяние. «Кружит меня, как ведьма, – разозлилась она. – Хочет, чтобы я не пришла?»

А ведь пришла. Нашла. Дом и вправду словно прятался среди мрачных серых собратьев. Сталинское барокко, широченные лестничные пролеты, три этажа без лифта.

Еле доползла, одышка, как у старухи.

Старая деревянная крашеная дверь, почти как в Мансуровском. Латунный звонок, щель почтового ящика. «Как похоже», – подумала Юля и успокоилась. Все будет хорошо, в таких квартирах плохие люди не живут.

Дверь открылась, и на пороге возникла симпатичная, лет пятидесяти женщина.

– Жду вас! – улыбнулась она. – Заблудились?

– Самой смешно! Но да, заблудилась.

– Район такой, не вы одна!

Сели на кухне, и это тоже успокоило. И снова знакомое: темный буфет, малиновый абажур, старинные чашки. Печенье в серебряной сухарнице, баба-подушка на заварном чайнике.

Пили чай и говорили о ерунде: погода, премьера в «Современнике», и вдруг Юлю понесло. Взахлеб, с подробностями, которые, как ей казалось, никогда не услышит никто, с рассказом про маму, отца и мачеху, про родительскую квартиру, сбежавшую младшенькую, ушедшую Клару, ну и, смущаясь, о Кружняке – да черт с ним, наплевать, что она знакомая ИО! Без всей правды она не поможет, но главное даже не это – Юля устала скрывать то, что мучило.

Потом анализировала – все дело в милейшей врачихе, в ее профессионализме, в аккуратном подводе к такому откровению? Так, незаметно, осторожно, мало-помалу? Или дело в ней, в Юле, которой это было необходимо?

Доктор ее ни разу не перебила, не задала ни одного вопроса. Не укорила, не удивилась. Молчала и подливала горячий чай.

Наконец Юля замолчала, откинулась на спинку стула и стала ждать приговора.

Совет изменить жизнь в корне Юлю развеселил. В корне, ничего себе! То есть уйти с работы, начать ходить в бассейн и просто ходить.

– Да, просто ходить, прогулка час в день, желательно быстрым шагом. Пройтись по магазинам, купить себе то, что хочется.

– А если ничего не хочется, что тогда?

– А найти… Окончить автошколу и наконец получить права. Ну и самое главное – разобраться с личной жизнью.

– Вы-то сами во все это верите? – грустно поинтересовалась Юля.