Дом в Порубежье

Теперь я приблизился к огненным жерлам, и тьма перестала быть полной: тусклый багровый свет выбивался у черных подножий скал, ограждавших ущелье; нередко основания их были видны весьма отчетливо, однако о высоте приходилось догадываться, ибо черные скалы уходили вверх в самое сердце ночи.

Огненные жерла нередко выхватывали из тьмы кошмарных Змей и Скорпионов, величиной с мою голову. Потом я начал замечать и других – ползавших среди скал ущелья, а посему держал Дискос наготове, однако так и не воспользовался им в тот день.

Я ел и пил в шестом и двенадцатом часу, продвигаясь вперед с весьма великой скоростью. И вот в шестнадцатый час я как будто бы ощутил, что эфир всколыхнулся вокруг меня, и биение Слова Власти слабо донеслось до моего внутреннего слуха. Сердце мое немедленно наполнилось радостью потому, что так любовь обращалась ко мне. Я не мог ошибиться: ведь послание Великой Пирамиды донеслось бы до меня отчетливо и громко, принесенное всей Силой Земного Тока, оставившего окрестности Меньшего Редута, лишив его обитателей возможности общения с нами, о чем я уже говорил.

Впрочем, зов прозвучал настолько тихо, что я мог и не мог сказать, что это Слово Власти трепещет вокруг меня в ночи. Постояв некоторое время, я возобновил путешествие – не без сомнения в сердце, но ощутив и прилив надежды. Чтобы унять волнение в груди моей, мне пришлось в тот переход идти тридцать великих часов.

Однако по истечении этого срока я понял собственную опрометчивость и принялся искать место для сна: обнаруженную пещерку, чистую и пустую, я осветил изнутри сиянием Дискоса. Пещера располагалась в утесах правой стороны ущелья, и от дна его до входа надо было подняться на добрых двадцать футов.

Наконец я благополучно забрался в пещеру, не сомневаясь в том, что она подходит для моих целей, съел четыре таблетки, положенные моему желудку, выпил воды и погрузился в сон. И все время мысли мои были устремлены к Наани. Прошло некоторое время, прежде чем я погрузился в сон.

Проспав шесть часов, я проснулся, потому что назначил такой срок для своего пробуждения. Я заставил себя стряхнуть сон, хотя все еще хотел спать. Потом я съел две таблетки, выпил воды, надел свое снаряжение, спустился в ущелье и отправился в путь. Весь тот день я подгонял себя; мне все казалось, что душа моя воистину свидетельствует о том, что я приближаюсь к месту, где отыщу любовь прежних дней.

В тот день я опять шел тридцать часов, но ел и пил на каждом шестом часу, так чтобы не лишиться сил. А когда завершался тридцатый час, почувствовав великое утомление, полез на скалу, высившуюся по левую руку от меня, заметив на ней скалистый выступ, с виду вполне пригодный для ночлега.

Но, забравшись на этот уступ, я увидел там некое подобие огромного паука, наполовину скрывавшего свое брюхо в расщелине скалы. Я разделался с отвратительным созданием очень быстро – едва прикоснувшись Дискосом, а потом с радостью убедился в том, что ничего опасного там более не было. Потом я съел две таблетки, выпил воды и, как всегда, приготовился ко сну. Однако мне пришлось снова кутаться в плащ, потому что в ущелье сделалось весьма холодно; кстати, мне давно казалось, что воздух утратил ту густоту и свежесть, к которым я уже успел привыкнуть за последние дни моего путешествия.

Я настолько устал, что уснул буквально за мгновение; утомленное тело столь нуждалось во сне, что даже тревога не могла заставить меня бодрствовать; заснул я глубоко и ничего не ощущал восемь часов. А когда проснулся, вознес благодарность Богу за то, что ни злое, ни ползучее создание не напало тем временем на меня.

Освежив себя сном, я приготовился к пути: ел и пил, а потом надел снаряжение и спустился в ущелье. После я шел восемнадцать часов, – ненадолго останавливаясь в шестом и двенадцатом часу, чтобы есть и пить. А когда восемнадцатый час завершался, я заметил, что ущелье вокруг сделалось очень сырым. Мне даже показалось, что стены его сходятся надо мной, образуя чудовищный свод где-то в немыслимой высоте. Впрочем, так я лишь думал, не имея на то свидетельств.

Или нет, одно все-таки было: теперь на меня то и дело капало сверху.

Потом я шел в течение одиннадцати часов, изредка встречая огненные жерла. Неяркое пламя выбрасывало сернистый дым, жавшийся к земле, словно бы не имея возможности подняться вверх. Капли вокруг покрывала сырая растительность, по которой было скользко ступать.

Сырой и подвижный воздух как бы давил на землю, а к вони огненных жерл словно примешивалась струя мертвечины.

На какое-то время меня окружила жуткая тьма; воздух загустел, словно от испарений огненных жерл; и мне попадались лишь самые тусклые огоньки, не способные разогнать тяжелую тьму. Тьма и растительность на скалах мешали мне идти, я то и дело оступался, а от зловония меня уже просто мутило.