Хочу здесь объяснить вам, что более или менее отчетливые воспоминания время от времени позволяли мне вступать в диспуты с нашими учеными мужами, сомневавшимися в том, что прежде над Землей был свет и существовало Солнце, хотя о чем-то подобном и упоминалось в стариннейших из Анналов. Многое в моих видениях казалось им сказкой, которая, завораживая сердца, возмущала умы, отказывавшиеся принимать то, чему радовалось сердце; так и в нашем веке иные воспринимают чудо поэзии. Однако Мастер над Монструваканами выслушивал все мои слова, хотя я не умолкал часами, извлекая из памяти все новые и новые повести. И о! все Монструваканы, оставив свои инструменты, наблюдения и записи, собирались тогда вокруг меня; даже сам Мастер бывал столь увлечен рассказом, что не замечал их прихода.
Но потом он вспоминал о происходящем и отсылал всех обратно к делам – тем не менее, на мой взгляд, они уходили смущенные и взволнованные, рассчитывая на продолжение, и всегда удивлялись и задавали вопросы.
Так было и с теми учеными, которые не служили в Наблюдательной Башне; они жадно слушали меня, но… не верили. О! Меня могли слушать с первого часа, звавшегося у нас «рассветным» до пятнадцатого, которым начиналась ночь, так было распределено у нас время суток. Иногда я обнаруживал среди собравшихся людей, обладавших чрезвычайно глубокими познаниями, которые видели в моих рассказах свидетельство истины; таких было немного. Спустя некоторое время верящих стало больше, но вместе с сомневающимися все были готовы слушать меня хоть целыми днями, хотя у меня было достаточно дел.
Конечно, Мастер над Монструваканами верил мне с самого начала, а мудрость помогала ему понимать. И я любил его за это, как подобает любить друга.
Словом, вы можете понять, что я сделался известным всей Пирамиде; повести мои расходились по тысяче городов, спускаясь даже на сотню миль в самый нижний ярус полей, расположенный в глубинах Земли под Редутом. Оказалось, что даже пахари успели услышать о моих снах, и они окружали меня с вопросами всякий раз, когда мы с Мастером над Монструваканами спускались вниз по какому-нибудь делу, связанному с Земным Током и нашими Приборами.
О Подземных Полях – в том веке мы звали их просто Полями – я напишу немного, хотя они и являются величайшим сооружением этого мира, и даже сам Последний Редут мал рядом с ними. В сотне миль под землей, далеко от основания Пирамиды, лежит последнее Поле, от края до края занимая сотню миль в обе стороны; Полей этих триста и шесть, каждое верхнее по площади меньше нижнего. Они постепенно уменьшаются, и самое верхнее поле находится под нижним этажом Великого Редута, имея четыре мили вдоль каждой стороны.
Словом, лежащие друг под другом Поля образуют колоссальную пирамиду, погруженную в недра земли.
Стены этой пирамиды сооружены из серого металла, как и сам Редут, – в каждом поле устроены опорные столбы и пол, и любое из них можно назвать чудом. Сооружение это надежно и прочно, никакие чудовища не способны проникнуть в просторный сад.
В нужных местах подземные угодья освещены Земным Током, его животворящий поток оплодотворяет почву, дарует жизнь и соки растениям и деревьям, каждому кусту и созданию природы.
На устройство Полей ушел, должно быть, миллион лет; при этом перекрыли и не знающую дна Трещину, из которой исходит Земной Ток. В сей подземной стране есть свои собственные ветры и воздушные течения, и, как говорит мне память, они никак не связаны с огромными вентиляционными шахтами Пирамиды. Впрочем, в этом я могу и ошибиться, потому что мне не дано знать всего о Великом Редуте, ибо никому из людей не под силу вместить все эти познания.
Мне достаточно знать, что мудро устроенные ветры реяли над подземной страной, их здоровые и ласковые прикосновения колыхали колосья, будили по весне шелковый смех маков. Многие люди спускались в Поля на прогулку – группами или поодиночке, как бывает и в наши дни.
И, встречая там очередную из тысяч влюбленных пар, я всякий раз вспоминал о своей милой; о тихом ее голосе, время от времени говорившем со мной столь негромко, что, даже обладая Ночным Слухом, я не мог понять ее слов, как бы ни вслушивался. Иногда я и сам звал ее.
В Пирамиде издревле существовал закон; проверенный и здравый, он устанавливал, что ни один муж не имеет права выйти в Ночную Землю до достижения им двадцати двух лет; женщины вообще не обладали таким правом. Ну а тот, кто, достигнув подобного возраста, стремился испытать себя в подобном приключении, должен был выслушать три лекции об известных в Пирамиде опасностях Ночного Края, а также правдивую повесть о жуткой участи и увечьях, выпадавших на долю тех, кто все-таки шел на риск. Если, выслушав все это, юноша не терял желания – и если его находили годным, – добровольцу позволяли предпринять приключение; тех, кому удавалось расширить познания Пирамиды, ждали высокие почести. Но всякому, кто уходил в грозный Ночной Край, на внутренней стороне левой руки под кожу вживляли небольшую капсулу; когда ранка сия заживала, юноша мог направиться навстречу приключениям.