Дом в Вечерних песках

Дядя, вспомнил Гидеон, занимался бабочками, он их коллекционировал. Когда он вошел в комнату, руки Нейи были погружены в мешок из тонкой темной ткани. Из него он достал павлиний глаз, показывая бабочку мальчику. Та в панике махала крыльями, а потом внезапно замерла.

– Видишь, – обратился к нему дядя, – словно ее околдовали. Чтобы усмирить бабочку, нужно взять ее за грудку указательным и большим пальцами, легонько на нее надавить и чуть-чуть подержать. Тут, естественно, нужна практика, но обрести этот навык не сложнее, чем любой другой.

Гидеон не помнил, чтобы он что-то сказал в ответ, которого, возможно, от него и не ждали. Дядя не показался ему грозным человеком, но уже тогда от него веяло некоей неприступной отстраненностью. Создавалось впечатление, что это некий элемент плывущего в вышине, но все еще видимого шара. Если Гидеон и составил о нем мнение, сводилось оно к тому, что перед ним головоломка, разгадать которую ему пока не по силам.

– Inachis io, – нараспев произнес дядя. В те дни латинское название насекомого Гидеону ни о чем не говорило, но он навсегда запомнил, как восхитительно оно прозвучало, почти как заклинание. – Впервые этот вид описал, – продолжал Нейи, – сам Линней, его труды тебе, естественно, предстоит изучить. Весьма распространенный экземпляр, но оттого не менее прекрасный.

И опять Гидеону показалось, что это было не праздное замечание. Существовала некая договоренность, о которой он не ведал. На него возлагались какие-то надежды, суть которых была скрыта от него. Гидеон не помнил, чтобы по его возвращении домой отец что-либо ему растолковал, но очень скоро ситуация прояснилась сама собой. К тому времени, когда отец умер – а он после прожил еще восемь-девять месяцев, – Гидеона по протекции дяди определили в школу в Эшфелле, Камбрия, где мальчиков «недостаточно благородного происхождения», как выражался его первый учитель в том образовательном заведении, готовили для поступления в Кембридж и посвящения в духовный сан. В последний день первого учебного года его вызвали в кабинет декана, где, как и во все последующие годы по такому случаю, ему было зачитано короткое сообщение:

– Преподобный доктор вполне удовлетворен вашими успехами.

– Спасибо, сэр.

– Преподобный доктор дает согласие на то, чтобы ваше обучение продолжалось.

– Спасибо, сэр.

– Преподобный доктор в силу своих особых функций священнослужителя не имеет постоянного крова, а вынужден довольствоваться временным жильем того или иного рода, которое не может предложить тех удобств и развлечений, на какие обычно рассчитывает отрок. Посему до начала нового учебного года он вверяет вас заботам мистера и миссис Страчен. Домик смотрителя школьных угодий находится рядом и располагает свободной комнатой, которую никто не занимает с тех пор, как в семье случилась трагедия.

– Спасибо, сэр.

Так и прошли его школьные годы в Эшфелле: он учился и жил, оберегаемый от нужды и неподобающих развлечений. Переехав из Эшфелла в Кембридж, Гидеон сменил унылые дворы со скрипучими водостоками на красивые площадки с ухоженными газонами, на улицы, где стены домов оплетали цветущие растения, а на мостовых не утихал беззаботный смех. Правда, его собственное существование почти не изменилось. Вместо декана в Эшфелле дядя с ним теперь общался через контору адвокатов на Ньюмаркет-роуд, а те, с каким бы вопросом он к ним ни обратился, будь то осень или весна, всегда отвечали одно и то же.

– Когда дядя будет чуть меньше занят, чтобы я мог навестить его и лично выразить ему свою благодарность?

– Мы не получали указаний на сей счет.

– Он хорошо отзывается обо мне? Говорит, что я должен достичь таких же высот, как и он?

– Мы не получали указаний на сей счет.

– Что будет со мной, когда я уеду отсюда? Чем мне предстоит заниматься?

– Мы не получали указаний на сей счет.

И лишь на втором году учебы в Кембридже Гидеон наконец-то вступил в переписку со своим опекуном, да и то обмен посланиями носил нерегулярный и весьма своеобразный характер. Нейи настоял, чтобы переписка велась через его адвокатов, а это была ужасная канитель: письма приходили с запозданием на несколько недель, а то и месяцев, так что, бывало, дядя к тому времени уже перебирался на новое место жительства. Именно поэтому, объяснил преподобный доктор, он считает бессмысленным сообщать свой настоящий адрес, и посему Гидеон был вынужден посылать ему ответы тем же кружным путем.