Дом в Вечерних песках

В общем, процедура эта была обескураживающая и нудная, но Гидеон не отчаивался. Письма дяди зачастую были немногословны и пестрели недомолвками, однако Гидеон, отвечая на них, пространно рассказывал о своих успехах и все чаще с почтительной подчеркнутостью излагал свои надежды на будущее. Он даже отважился спросить, дозволено ли ему будет однажды лично засвидетельствовать дяде свое почтение. Он становился все смелее и смелее в своей настойчивости, и, очевидно, до Нейи наконец-то дошло, что нельзя вечно держать племянника в полной изоляции. И вот, когда наступила майская неделя[13] и Гидеон уже смирился с тем, что ему снова суждено провести летние каникулы в беспросветной глуши, дядя смилостивился.

– Преподобный доктор будет рад принять вас у себя этим летом.

«Этим летом». Без указания дат. Минуло несколько недель, прежде чем была назначена дата в августе, и на том все. Ему было велено прибыть на вокзал Ливерпуль-стрит, а его дальнейшая поездка будет устроена позднее. После его визита к дяде – и знакомства с мисс Таттон – Нейи опять надолго замолчал и отдалился от Гидеона. От него не было вестей, ни слова, пока вдруг не пришло это неожиданное письмо. По приближении к дому дяди Гидеон вытащил его из кармана. Даже теперь, после того как он непосредственно столкнулся с опасностями, на которые намекал его опекун, это письмо он воспринимал как некое чудо.

Нейи сам написал племяннику, по собственной инициативе, собственноручно, одним жестом возвысив Гидеона, отвергаемого воспитанника, до положения доверенного лица. Более того, осознал Гидеон, дядя сделал нечто небывалое и, как теперь оказалось, проявил предусмотрительность – прямо чудесное провидение. Он дал ему свой нынешний адрес. Гидеон повторял его про себя, как повторял всю дорогу из Кембриджа, находя в этом слабое утешение, хотя обстоятельства, похоже, теперь радикально изменились.

Фрит-стрит, шесть.

Фрит-стрит, шесть.

Лондон, Сохо-сквер, Фрит-стрит, шесть.

V

В этот раз на стук Гидеона дверь открылась почти мгновенно.

Постучав, он отвел взгляд в сторону, полагая, что ему опять придется долго ждать, стал раздумывать, как ему лучше представиться, и вдруг услышал, что у него за спиной решительно загремел запор. Он повернул голову, расправил плечи и увидел на пороге высокого господина плотного телосложения. Тот, впившись в Гидеона пристальным вопросительным взглядом, неожиданно резко ткнул его пальцем в грудь.

– По-твоему, который теперь час? – сердито спросил он.

Гидеон поднял глаза от своей груди к лицу строгого господина. Инспектор – ибо у него не было сомнений в том, что перед ним тот самый полицейский, о котором ему говорили, – был чисто выбрит и одет с иголочки. Его восхитительно темные волосы были напомажены и аккуратно зачесаны назад. Волевой подбородок и крупные черты лица наделяли его внешность примечательной суровостью. Из-под темных бровей он взирал на Гидеона пронизывающе-пытливым взглядом.

– Прошу прощения, сэр, но…

– Я имею в виду по Гринвичу, юноша. Как правило, здесь мы живем именно по этому времени. Тебе знакомо такое понятие, как среднее время по Гринвичу? Или ты думаешь, что начальник вокзала Сент-Панкрас каким-то чудом предсказывает, что поезд из Рамсгита прибудет в восемь часов двадцать одну минуту?

– Сэр, простите, но… – Гидеон не был искусен во лжи и сильно нервничал еще до того, как открылась дверь. Теперь же и вовсе начал подумывать о том, чтобы отказаться от своей затеи, ибо было видно, что этот полицейский способен быстро распознать любой обман.

– Или я что-то не так понял? Может, ты живешь не по Гринвичу? Может, ты ирландец и установил на своих часах дублинское время, чтобы это напоминало тебе о доме? Или тоскующий по родине француз – приплыл с Цейлона и, сходя на берег, забыл переставить часы? Угадал? Я спрашиваю: угадал?

Для пущей выразительности инспектор снова ткнул Гидеона пальцем в грудь, что того наконец-то расшевелило, побудив дать более вдохновенный ответ.

– Сэр, я приехал из Кембриджа, это не так уж далеко, и уверяю вас, там все живут по гринвичскому времени, и мой поезд прибыл на Ливерпуль-стрит, а не на Сент-Панкрас. То есть… – Гидеон запнулся, в ужасе осознав свою ошибку. – То есть я только что прибыл с Кингз-Кросс-роуд, там мое обычное место работы. А из Кембриджа я приехал недавно. Вчера, если быть точным.

Инспектор даже не шелохнулся, разве что чуть ослабил давление пальца на грудь Гидеона. Правда, в его грозном лице отразилось искреннее изумление, словно Гидеон заявил, что сонм ангелов спустил его с небес на купол собора Святого Павла.

– Из Кембриджа? – произнес он. – На Ливерпуль-стрит? Какого черта ты делал в Кембридже? Это что – тоже район отделения «G»[14]? Какой мерзавец послал тебя в глубинку, если я настоятельно попросил, чтобы ты был прикомандирован ко мне? Пендлстон, что ли?

– Сэр… – Гидеона охватила паника. У него даже не хватило ума, опомнился он, узнать у пьяного сержанта его фамилию. Инспектор вот-вот велит, чтобы он представился, и сразу получит подтверждение своим подозрениям.