Дом Весталок (ЛП)

От похоти его лицо сделалось еще тупее. Близоруко прищурившись, он хриплым шёпотом спросил:

– Которая?

– Та, что в голубом.

– А, – кивнул он, рыгнув, и двинулся к лестнице. Как я и предполагал, он проигнорировал женщину в зелёном, равно как и в коралловом, и в коричневом. Вместо этого он решительно опустил руку на бедро женщины в жёлтом, которая, обернувшись, смерила его изумлённым, но отнюдь не возмущённым взглядом.

***

Квинта Росция и его партнера Херею весьма впечатлила моя проницательность, – пояснял я Вифезде тем же вечером. Не удержавшись от театрального жеста, я подкинул в воздух мешочек серебра, который шлёпнулся на стол с весёлым звоном. – Конечно, не горшок золота, но этого нам хватит, чтобы безбедно прожить зиму.

Её глаза округлились, заблестев подобно монетам, и расширились ещё сильнее, когда я извлёк покрывало из лавки Рузона.

– Ох! Но что это за материя?

– Полуночная тьма и мотыльки, – ответил я. – Паутина и серебряные нити.

Откинув голову, она набросила покрывало на обнажённую шею и руки. Я сглотнул, решив про себя, что покупка стоила каждого сестерция.

Экон неуверенно топтался в дверном проёме своей комнатушки, прислушиваясь к моему рассказу. Похоже, он уже пришёл в себя после утренней вспышки, но его лицо все ещё оставалось хмурым. Я протянул ему руку, и он опасливо приблизился. Красный кожаный мяч он принял охотно, но без улыбки.

– Сам знаю, не самый щедрый подарок. Но у меня для тебя есть кое-что получше…

– И всё-таки я не понимаю, – вмешалась Вифезда. – Ясное дело, тот громила – редкостный остолоп, но как можно быть настолько тупым, чтобы не отличить один цвет от другого?

– Экон знает, – ответил я, послав ему сочувственную улыбку. – Он раскусил эту загадку ещё прошлой ночью и пытался мне объяснить, но не знал, как. Он припомнил отрывок из Платона, который я читал ему пару месяцев назад – у меня-то он напрочь выветрился из памяти. Погоди-ка, сейчас найду. – Я потянулся к свитку, который всё так же валялся на моём обеденном ложе.

– Наблюдение показывает, – прочёл я вслух, – что не все люди воспринимают цвета одинаково. Хоть и нечасто, встречаются люди, путающие красный и зелёный, равно как и те, что не могут отличить жёлтый от голубого; иные же, похоже, не различают оттенков зелёного». Дальше Платон пускается в объяснение возможных причин, но это уже чересчур запутанно.

– Так значит, тот верзила не отличал жёлтый от голубого? – переспросила Вифезда. – Но всё же…

– Вчера ростовщик заявился в театр, чтобы воплотить в жизнь свои угрозы в отношении Статилия. Неудивительно, что он вздрогнул, когда я наклонился к нему и сказал: «Сегодня мы увидим "Горшок золота"» – на мгновение он подумал, что я говорю о деньгах, которые задолжал ему Статилий! Убедившись, что Статилий играет Мегадора – очевидно, он узнал его по голосу – Флавий послал своего белобрысого наймита за скену, зная, что проулок за храмом Юпитера почти безлюден, и велел ему дожидаться там актёра в голубом плаще. Должно быть, Экон уловил что-то из его указаний – по крайней мере, слово «голубой». Он уже тогда почуял неладное и пытался предупредить меня, но в тот самый момент этот бугай оттоптал мне ноги, и все зрители взвыли хором со мной. Так ведь?

Экон кивнул, ударив кулаком по ладони, что значило: чертовски верно.

– К несчастью для облачённого в жёлтый плащ Панурга, его убийца не только не различал цветов, но ещё и был беспросветно туп. Ему бы расспросить нанимателя о других приметах предполагаемой жертвы, но он и не подумал этим озаботиться; или же, если он всё-таки попытался, Флавий лишь огрызнулся и велел поторапливаться, не понимая, в чем суть затруднения. Застав в одиночестве беспомощного Панурга в жёлтом плаще, который для него был всё равно что голубой, наемник сделал своё дело – и в то же время его провалил. Предупреждённый присутствием Флавия Статилий, услышав об убийстве Панурга, догадался об истинном положении дел – потому-то эта смерть так потрясла его: он знал, что сам должен был оказаться на месте раба.

– Итак, убит очередной раб – по чистому недоразумению! – и никому до этого дела нет, – угрюмо бросила Вифезда.

– Не совсем. Панург как-никак был ценной собственностью. Закон взыщет с виновника его полную рыночную стоимость. Насколько мне известно, Росций и Херея намерены стребовать с Флавия по сотне тысяч сестерциев каждый. Если же он, попытавшись опротестовать иск, потерпит неудачу, то сумма удвоится. Но, зная о его жадности, полагаю, что он предпочтёт признать вину, тем самым выбрав меньшее из двух зол.

– Такова, по-твоему, справедливая мера за беспричинное убийство?

– И за преждевременную гибель великого таланта, – скорбно признал я. – Но это всё, на что способны римские законы в случае убийства раба гражданином.

В садике воцарилась гнетущая тишина. Удовлетворившись тем, что я воздал должное его догадливости, Экон наконец уделил внимание подарку, подбросив его в воздух. Судя по задумчивому кивку, мяч оказался точно ему по руке.