Дом Весталок (ЛП)

- Они все уехали назад в Рим. Ещё вчера. Марк хотел, чтобы и я уехал с ними; но я сказал, что кто-то должен остаться с тобой, пока ты не окрепнешь. Хозяин поймёт.

Я осторожно коснулся забинтованного затылка.

- Меня что, кто-то ударил?

Белбо кивнул.

- Кто? Марк?

- Нет, Спурий. Камнем. Ты упал, и он опять замахнулся, но я ему не дал. Встал над тобой и стоял всё время, чтобы он не смог снова тебя ударить.

- Сопливый подонок… - Ну, конечно же. Содрать с родителей деньги не получилось, и теперь Спурий надеялся хотя бы убрать всех, кто мог бы рассказать им правду.

- А Клеон и остальные…

Белбо опустил глаза.

- Марк приказал перебить всех до единого.

- Но не может же быть, чтобы никто не смог уйти…

- Это было ужасно. Видеть, как человек умирает, даже на арене тяжело; но там хотя бы честный бой: оба противника вооружены, и оба умелые бойцы. Но смотреть, как эти бедолаги выходят из воды, задыхаясь и моля о пощаде, а люди Марка рубят их одного за другим…

- А Клеон?

- Вроде его тоже убили. Марк всё кричал солдатам: «Чтобы ни один не ушёл!», а Спурий указывал на тех, кто пытался выбраться на берег. Всех пиратов поубивали и побросали их тела обратно в море.

Я представил себе, как это было, и боль в голове усилилась.

- Никакие это были не пираты, Белбо. Не было там никаких пиратов. – Комната расплылась у меня перед глазами, но виной тому была не боль в затылке, я стоящие в глазах слёзы.

- Ужасно! – пробормотал Луций Клавдий, когда я закончил свой рассказ. - Тебе повезло, что ты вообще остался жив. А ты потом был у Квинта Фабия?

Мы снова находились в Сениевых банях. Я лежал нагой на скамье, а надо мной трудился раб-массажист. Моё избитое тело нуждалось в живительном массаже; а моя избитая совесть требовала, чтобы я излил свои переживания сочувственному слуху моего доброго друга.

- Конечно, был. Отправился к нему, как только вернулся в Рим – надо же было забрать свою плату.

- И свою долю золота.

Я скорчил болезненную гримасу, и не массажист был тому виной.

- А вот с золотом получился полный пшик. Согласно договору, мне полагалась двадцатая часть от тех денег, что удастся вернуть. Ну, а поскольку выкуп мы потеряли…

- Он обсчитал тебя, придравшись к юридической оговорке? Так похоже на Фабия! Но ведь должно же было хоть что-то вынести на берег! И разве солдаты не пытались достать его со дна?

- Ещё как пытались; но поднять со дна удалось немного; а уж моя доля составила жалкие гроши.

- И это в награду за все твои труды, и за то, что ты рисковал головой! Да уж, Квинт Фабий, должно быть, и вправду так скуп, как говорит его сын. Но ты хоть рассказал ему правду?

- Рассказал, да что толку. Те, кто может подтвердить мои слова, убиты; а Спурий на голубом глазу твердит, что его держали в плену пираты.

- Вот врун бесстыжий! Будем хотя бы надеяться, что Фабий слишком хорошо его знает, чтобы ему верить.

- Он делает вид, что верит; по крайней мере, на людях. Думаю, он поступает так лишь для того, чтобы избежать семейного позора. Я-то сам считаю, что он с самого начала подозревал, в чём тут дело, потому и нанял меня – чтобы я выяснил правду. И наверно, потому он велел Марку не оставить в живых никого из подельников своего пасынка – чтобы правда никогда не вышла наружу. О да, он отлично знает правду и не питает никаких иллюзий насчёт своего пасынка. Он его вообще терпеть не может. Ну, и пасынок платит ему тем же.

- Но ведь такая семейная вражда нередко заканчивается…

- Убийством, - спокойно договорил я. – Я, правда, не берусь предсказывать, кто из них кого прикончит.

- А его мать? Валерия?

- Она чуть с ума не сошла от беспокойства – а всё потому, что её сынку захотелось денег. Я подумал, что она имеет право знать. Но едва я попытался рассказать ей, она словно оглохла. Если она и прислушалась хоть к одному моему слову, то вида не подала. Когда я закончил, она вежливо поблагодарила меня за то, что я вызволил её сына из рук этих ужасных пиратов, и попрощалась.

Слушая меня, Луций только головой качал.

- Но всё-таки я получил от Квинта Фабия то, что хотел.

- Что именно?

- Поскольку он отказался заплатить мне двадцатую часть выкупа, я уговорил его отдать мне взамен то, чем он не слишком дорожил.

- Ах, да. Твой телохранитель. – Луций глянул на Белбо, который, скрестив могучие руки, стоял перед нишей, где я оставил свою одежду, с таким видом, точно охранял сенаторскую тогу. – Парень просто клад, да?

- Он спас мне жизнь – тогда, на берегу. И похоже, не раз ещё спасёт.

Всякий раз, когда дела приводят меня в Неаполь и его окрестности, я непременно заглядываю в прибрежные таверны, где собираются местные рыбаки. Пользуясь случаем, я расспрашиваю всех и каждого о молодом рыбаке, греке по имени Клеон. К несчастью, неаполитанцы скрытны и подозрительны, и не доверяют чужакам. К кому бы я ни обратился, все в один голос твердят, что знать не знают никакого Клеона. Наверняка кто-то из них врёт; ведь невозможно же, чтобы во всём городе не нашлось ни единого человека, который бы его знал.