Дом Весталок (ЛП)

– В самом начале зимы. Цезарь провёл лето на Родосе, изучая риторику под началом Аполлония Молона[28]. Его направили служить помощником правителя Сицилии, но он приложил все усилия, чтобы подольше задержаться на Родосе, и отплыл перед самым закрытием навигации. Отчаливший от острова Фармакуза[29] корабль преследовали и захватили пираты, и Цезарь со свитой стали их пленниками!

Луций приподнял бровь, отчего его мясистый лоб покрылся любопытным узором морщин.

– А теперь прими во внимание, что Цезарю всего двадцать два года от роду, что, возможно, и объясняет его отчаянную храбрость. А также держи в уме, что он необычайно хорош собой, а богатство и связи практически всегда позволяли ему добиться всего, чего бы он ни пожелал. И вот, вообрази – он обнаруживает, что попал в лапы сицилийских пиратов, кровожаднейших негодяев на свете! Думаешь, он съёжился под их угрозами? Склонил голову? Явил собою покорность и смирение? Как бы не так! Всё вышло как раз-таки наоборот! Он насмехался над своими пленителями с самого начала. Когда они сообщили, что намерены потребовать за него выкуп в полмиллиона сестерциев, Цезарь расхохотался им в лицо! Они будут полными идиотами, если за такого заложника, как он – так он им и сказал – они не потребуют хотя бы миллион – что они тотчас и сделали!

– Любопытно, – бросил я. – Оценивая свою жизнь настолько высоко, он принудил и пиратов к тому же. Полагаю, даже кровожадные негодяи не преминут позаботиться о миллионном заложнике ровно вдвое лучше, чем о полумиллионном.

– Итак, ты полагаешь, что этот ход свидетельствует о хитроумии Цезаря? Его враги приписывают это обычному тщеславию, но я сам готов всецело признать его заслугу в спасении почти всех спутников. Его многочисленным секретарям и помощникам вернули свободу лишь благодаря тому, что Цезарь заявил, что для того, чтобы собрать подобный выкуп из многочисленных источников, потребуются усилия всех его подручных. При себе он оставил лишь двух рабов – минимальное количество прислуги для благородного человека – и личного врача, без которого Цезарь не мог обойтись из-за приступов падучей. Итак, сказывают, что Цезарь провел в пиратском плену почти сорок дней, воспринимая это как незапланированный отдых. Если ему хотелось вздремнуть, а пираты слишком шумели, то он посылал одного из своих рабов их утихомирить! Когда пираты на досуге принимались за игры и упражнения, Цезарь присоединялся к ним и нередко брал верх, обращаясь с ними так, словно они были его телохранителями, а не тюремщиками. Чтобы убить время, он писал речи и сочинял стихи, применяя знания, приобретённые у Аполлония Молона, а закончив работу, заставлял пиратов безмолвно внимать своим творениям. Если они осмеливались перебивать его или делать критические замечания, то он обзывал их варварами и невеждами. Порой он даже отпускал шуточки о том, что велит высечь их, а то и распять на кресте за оскорбление достоинства римского гражданина.

– И пираты это терпели?

– Похоже, им это было по нраву! Цезарь произвел на них какое-то гипнотическое действие одной силой своей воли. И чем чаще он подвергал их издевательствам и оскорблениям, тем сильнее они им восхищались. В конце концов выкуп прибыл, и Цезарь был отпущен на свободу. Он тотчас отправился в Милет[30] и, собрав флот из нескольких кораблей, повёл их к тому острову, где размещалось логово пиратов. Застав их врасплох, он захватил большинство из них в плен и не только вернул выкуп за себя, но и присвоил всё награбленное, объявив это военными трофеями. Пока местный правитель колебался, решая судьбу пиратов, поскольку желал измыслить лазейку, которая позволила бы ему вернуть часть награбленного, Цезарь самолично вынес приговор. Много раз, будучи заложником, он хватился, что увидит, как пленителей распнут, и те смеялись, полагая, что это не более чем мальчишеская бравада – но последним смеялся Цезарь, глядя на то, как нагих пиратов приколачивали к крестам. «Пусть знают, что я слов на ветер не бросаю», – так он и сказал.

Я содрогнулся, невзирая на расслабляющий жар.

– Ты услышал эту историю на Форуме, Луций?

– Да, нынче она у всех на устах. Сейчас Цезарь на пути в Рим, и слухи о его деяниях опережают его.

– Вот та мораль, которая по душе римскому обществу! – буркнул я. – Без сомнения, этого многообещающего юного патриция ждёт карьера политика: эта история пойдет на пользу его репутации среди избирателей.

– Что же, Цезарю необходимо было подлатать доброе имя после того, как его поистёр царь Никомед, – ухмыльнулся Луций.

– Да уж, в глазах толпы ничто не возвышает человека так, как вознесение на крест кого-либо другого, – съязвил я.

– И ничто не принижает так, как возможность оказаться на кресте самому, пусть тебя приколотил хоть сам царь, – заметил Луций.

– Вода здесь слишком горячая, от неё я становлюсь раздражительным. Пожалуй, сейчас я бы не отказался от услуг твоего массажиста, Луций Клавдий.

***