Дом волчиц

Амара чувствует, как у нее горят щеки. Она с удовольствием похвалялась перед ним ночным успехом: Эгнаций обещал пригласить их снова, а Фуск отблагодарил ее деньгами. Видя, что Феликс разделяет ее корыстную радость, она почти забыла о Драуке. Амара не сомневается, что хозяина распалило не что иное, как рассыпанные по кровати монеты, да и во время секса она подчинялась его обычным требованиям, но поздний час вызвал в ней обманчивое ощущение близости.

Даже зная, что никто ее не видит, Амара закрывает лицо ладонями от стыда. В какой момент она поняла, что он хочет, чтобы она осталась до утра? Хотелось ли ей остаться? Возможно, она сама слишком долго медлила уходить? Вспоминая свои чувства, она словно открывает дверь в самый темный закоулок своей души. Феликс крепко обнимал ее и, насколько она помнит, не размыкал объятий даже после того, как она заснула.

— Ненавижу его, — говорит она пустой комнате. — Я его ненавижу.

Она роется в воспоминаниях, выискивая каждый его жестокий поступок. Сколько раз он насиловал ее, бил!.. И Драука… Но другие образы лезут в память, будто сорняки: фиги, которыми он угостил их с Дидоной, смешливые искры в его глазах, когда она пришла к нему в палестру, радость, с которой он слушал ее рассказы о вчерашнем пире. Их сцепленные пальцы… Она снова опрокидывается на кровать, заслонив рукой глаза.

— Ненавижу его, — повторяет она.

Амара призывает другое, ложное, воспоминание, и сквозь яркие пятна и черноту перед закрытыми веками проступает видение, пробужденное к жизни голосом Феликса. «Ты держалась будто богиня Диана. Казалось, ты в любой миг отдашь команду своим охотничьим псам разорвать любого, кто посмел увидеть тебя обнаженной».

Дыхание Амары, успокоенной более знакомыми чувствами, становится ровнее. Ярость, которую она искала в собственной душе, не угасла. Феликс видел ее, видел, как она одинока и ранима, но она не позволит ему себя растерзать.

— Я тебя ненавижу, — говорит она. — Я всегда буду тебя ненавидеть.

Она сбрасывает ноги с кровати и встает на холодный деревянный пол. Ее дорогие шелковые одежды по-прежнему аккуратно сложены на стуле рядом с постелью. Это надевать нельзя; придется удовольствоваться плащом. Она разглаживает простыни ладонями, надеясь стереть все следы своего присутствия, и тихонько выходит из комнаты.

Спустившись, она застает в лупанарии одну Дидону. Услышав шаги Амары, та выбегает в коридор.

— Ты в порядке? — одновременно спрашивают они друг друга и смеются.

— Значит, ты всю ночь провела с Фуском? — с усталым видом спрашивает Дидона, прислонившись к стене. — Он показался мне очень пылким.

— Потом пришлось пойти к Феликсу, — говорит Амара, отвернувшись, чтобы надеть тогу и не смотреть в глаза подруге. — Но все обошлось. Он был доволен, что мы так много заработали. — Она меняет тему: — Лучше расскажи, что случилось с тобой! Эгнаций обещал за тобой присмотреть. Надеюсь, он сдержал слово.

— Сдержал, — говорит Дидона. — Во всяком случае, сделал все что мог. Ты не представляешь, что это за странный дом! У Корнелия в задней части сада целый лупанарий! Обстановка там куда роскошнее, чем у нас, да и картины получше. За термами скрывается коридор с кубикулами. А в лучшей комнате есть окно, выходящее в другую кубикулу. — Она корчит гримаску. — Ему нравится подглядывать.

— По-моему, он так напился, что ни на что другое был неспособен, — отвечает Амара, радуясь, что ей не пришлось ублажать никого, кроме Фуска. Он оказался скучным, но не утомительным любовником. Она снова гонит от себя воспоминание о теплых объятиях Феликса.

— Дело не только в этом, — говорит Дидона. Еще несколько месяцев назад Амаре показалось бы невероятным, что однажды подруга станет так уверенно рассуждать о мужских вкусах. — Он любит только наблюдать. Вряд ли он, даже будучи трезвым, интересуется чем-то еще.

— Скольких клиентов тебе пришлось обслужить? — спрашивает Амара. — Надеюсь, они не поскупились.

— Главным образом Квинта, — отвечает Дидона. — Того пьяного Корнелий не пустил. По-моему, ему просто хотелось посмотреть, как женщины ублажают мужчин помоложе.

— Бедная его жена… — говорит Амара, представляя, сколько натерпелась Кальпурния от такого мужа. — Слышала, как он с ней разговаривал?

— У нее есть семья, богатство, уважение других женщин, — с неожиданным ожесточением отвечает Дидона. — Не стоит так уж ее жалеть.

«Как раз об этом и мечтает сама Дидона», — думает Амара. Два из ее желаний никогда не исполнятся. Сама Амара с радостью удовольствовалась бы богатством. В конечном счете ни уважение, ни семья не спасли их с матерью в Афидне.

Из окна доносятся голоса остальных трех волчиц, и через несколько мгновений они входят в лупанарий.

— Вы не поверите! — еще с порога восклицает Бероника. — Драука мертва!

— Мертва? — с искренним удивлением переспрашивает Амара.

Жизнь, особенно жизнь рабов, недорогого стоит. Дидона, не знавшая о драке, воспринимает новость с любопытством, но без потрясения.

— Не знала, что она болела, — говорит Амара.

— Она не болела, — говорит Виктория. — Ее убили.