Дом волчиц

Амара берет у него платье, и он отворачивается, пока она переодевается. Когда она надевает одежду покойной, ее пробирает дрожь. От жалости к себе, одиночества и скорби Сальвия у нее подступает комок к горлу.

— Вон ее духи.

Амара берет флакон и наносит на шею пару капель духов. Сальвий не отрываясь смотрит на нее.

— Ты так на нее похожа… — Он вздыхает. — Возможно, ты бы хотела, чтобы я… То есть я могу притвориться кем-то другим, если так будет легче?

Чего-чего, а такого предложения Амара точно от него не ожидала. В ее памяти вспыхивает стена возле «Воробья», на стене которой она еще сегодня утром заметила новую надпись: «Каллий приветствует свою Тимарету».

— Нет, — с нажимом говорит она. — Это не поможет.

— Прости, — говорит Сальвий. — Но, возможно, ты хотя бы можешь вспомнить, как была с кем-то, кто тебе нравился?

— Нет.

— Ты никогда не была близка с мужчиной по собственной воле?

— Нет.

Простота его вопроса и правдивость собственного ответа с неожиданной силой обрушиваются на Амару. Она отворачивает лицо.

— Прости, — повторяет Сальвий и садится на кровать.

Не зная, что сказать, Амара садится рядом.

— Это не твоя вина, — наконец произносит она. — Мне все равно в радость находиться здесь с тобой.

— Тебе не обязательно притворяться, — говорит он, беря ее за руку. — Наверное, тебе часто приходится это делать. — Она не пытается его разубедить. — Ты когда-нибудь… что-то чувствовала?

Испытывала ли она хоть какие-то чувства? Вот так вопрос. В ее голове проносятся тысячи ответов. Да, она немало испытала, став проституткой: отвращение, панику, сокрушительную пустоту. Настолько сильное отвращение к прикосновениям, что она сама не знает, как ей удается выносить ночи в лупанарии, не крича и не отбиваясь от мужчин. Но она понимает, что Сальвий спрашивает не об этом.

— Нет, — тихо говорит она. — Я никогда ничего не чувствую.

Они погружаются в молчание.

— Сабине поначалу было очень страшно, — говорит он. — Она долго привыкала к близости. — Он обнимает Амару и притягивает к себе. Она не знает, кого он видит, глядя на нее — ее саму или свою покойную жену. — Амара, — говорит он будто в ответ на ее вопрос. — Я постараюсь доставить тебе удовольствие. Только об одном прошу — не притворяйся. — Он отводит прядь волос от ее лица и поправляет себя: — Не чувствуй себя обязанной притворяться.

Утром ее будит пение Виктории. Какое-то время Амара лежит в своей кубикуле, прислушиваясь к сладкому голосу подруги, столь не соответствующему ее суровой жизни. Она почти ничего не знает о прошлом Виктории. По крайней мере, они с Дидоной были любимы, а Бероника и Кресса провели раннее детство со своими матерями, но Виктория никогда не принадлежала никому, кроме своих владельцев. И все же каждое утро она изливает душу в пении, наполняя это мрачное место радостью. Остается лишь гадать, где Виктория научилась стольким песням. Амара понимает, как сильно ей не хватало их дружбы со времени ее внезапного успеха во время Виналий.

Она встает с кровати, быстро одевается и, выйдя в коридор, ступает босыми ногами по твердому, холодному глинобитному полу. Помедлив перед входом в кубикулу Виктории, она наконец решается отдернуть занавеску.

— Можно войти?

Виктория резко обрывает пение.

— Если хочешь.

— Как прошла ночь?

— Как обычно. Пир удался на славу?

— Это был не пир, а просто ужин над скобяной лавкой.

— И все-таки ужинать в настоящем доме с бесплатным вином лучше, чем питаться впроголодь раз в день.

Амара прикидывает, сколько может рассказать, не отплатив за доброту Сальвия неблагодарностью.

— Клиент попросил меня одеться как его покойная жена. В старое затхлое платье. — Она видит, что ей удалось вызвать интерес Виктории, которая всегда была неравнодушна к нелепым историям о сексуальных приключениях. — Духи ее приготовил и все дела.

Виктория поддается любопытству и откладывает расческу.

— Ты шутишь!

— Спросил, не хочу ли я, чтобы он тоже кем-нибудь притворился.

Виктория смеется.

— Надеюсь, ты попросила его притвориться Юпитером. В виде груды золота.

— Над чем это вы там хихикаете? — В дверном проеме появляется заспанная Бероника.

— Над очередным клиентом, — говорит Виктория. — Ты еще не забыла, кто такие клиенты? Или у тебя на уме один Галлий?

— Ты прекрасно знаешь, что этой ночью я обслужила по крайней мере троих, — обижается Бероника. — Среди которых был тот несносный придурок из прачечной. Как там его зовут?

— Фабий, — подсказывает Виктория. Амара не устает удивляться, как ей удается помнить всех клиентов по имени. — Он не так уж плох.

— Она опять напилась, — бормочет Бероника, выглянув в коридор и оглянувшись на кубикулу Крессы. — И где она только находит деньги? Если так будет продолжаться, она пропьет все свои сбережения.

— Кажется, примерно в это время года родился Космус? Она, должно быть, по нему скучает. — Виктория снова начинает расчесываться. — Фабий, как обычно, плакал после секса?

Бероника тяжело садится.

— Какой же он зануда, — говорит она.