Дом волчиц

Он подходит к Парису и толкает его в грудь.

— Какого хера ты творишь? Что, сейчас ты уже не такой большой мужик? Ну-ка вали отсюда на хер.

Парис, не дожидаясь дальнейших понуканий, на нетвердых ногах выходит из кубикулы.

— А ты следи за языком, — говорит Феликс, снова поворачиваясь к Виктории, испуганно вжавшейся спиной в стену. — Я знаю, что произошло. Ты его подначивала. Я прав? — Она молчит, и он начинает трясти ее за плечи. — Я прав?

Глядя на флаконы духов, стоящие на подоконнике Виктории, Амара мечтает схватить один из них и разбить о голову Феликса; представляет, как закричит, чтобы он перестал. Но вместо этого лишь в ужасе приникает к стене точно так же, как и остальные волчицы.

Феликс выпускает Викторию, и она отползает в угол кровати, подальше от него. При виде боли на ее лице у Амары сжимается сердце, но глаза Виктории сухи. Амара понимает, что ни разу не видела свою подругу плачущей.

— Остальных это тоже касается. Придержите языки, — приказывает Феликс. — Мне здесь не нужна какая-нибудь бесполезная Драука с изуродованным лицом. Посмотри на себя! — презрительно бросает он Виктории. — Ни один мужчина еще много дней не захочет к тебе прикоснуться. — Он отдергивает занавеску и в ярости выходит из лупанария.

— Не надо, — произносит Виктория, вскинув ладонь, когда Дидона пытается к ней подойти. — Не говори ничего. Просто оставь меня в покое.

Девушки расходятся по кубикулам со смутным чувством, что взаимные утешения были бы равноценны пренебрежению к страданиям Виктории. Амара в одиночестве сидит на кровати, глядя на старую отцовскую сумку. Она представляет Феликса в его покоях, лежащий в его столе перстень Марцеллы, улыбку на его лице, когда она его принесла, и закрывает глаза.

Юлиус

Глава 20

Гладиатор-фракиец Келад — предмет девичьих воздыханий!

Помпейское граффити

Солнце над головой светит так жарко, что Амара едва не падает без чувств. Ее держат на ногах только тесная толпа и Виктория, взволнованно толкающая ее локтем в ребра. Будь у нее выбор, она предпочла бы провести свой первый настоящий выходной в Помпеях иначе. Она и другие волчицы проснулись затемно, потащились на противоположный конец города, стояли под открытым небом на рассветной прохладе, наблюдали за восходом солнца и изнемогали от палящей жары только для того, чтобы занять лучшие места с видом на выход гладиаторов в амфитеатр. Сегодня первое июля — день, когда новоизбранные городские чиновники приступают к исполнению обязанностей, а главное, дают публичные игры по случаю вступления в должность.

Амара ищет взглядом Фуска. Возможно, он уже где-то здесь, на арене, и беспокоится, как бы нынешнее действо не затмило игры, которые он устраивал в прошлом году. В их последнюю встречу он долго брюзжал на эту тему. Эгнаций оказал ей немало услуг, но, пожалуй, больше всего она обязана ему за связь с дуумвиром. Амара и Дидона регулярно выступают как в доме Фуска, так и в доме Корнелия, но Фуск — менее требовательный хозяин. Там от них редко ожидается что-то большее, чем пение, главным образом потому, что жена Фуска имеет больше власти над мужем. Амара никак не может привыкнуть к близкому знакомству с влиятельными мужчинами. В доме Корнелия Фуск рассказывает ей о бытовых подробностях своей жизни — о фонтане, который он заказал для тестя, о книгах, которые читают двое его сыновей, — и, разумеется, она знает все о его предпочтениях в постели. У себя же дома он выступает в роли сдержанного нанимателя и предлагает ее гостям в качестве дополнения к фруктовой тарелке. Амара нисколько не сомневается, что, если они столкнутся на улице, он с ней не поздоровается. В этом смысле ее жизнь совсем не изменилась.

— Вот и он! — визжит Виктория. — Это Келад!

Амаре не удалось бы расслышать ни слова, если бы Виктория не кричала ей на самое ухо. Голова ее раскалывается от грома фанфар, возвещающих о приближении гладиаторов, и рева трибун. Однако их долгое изнурительное ожидание наконец окупается: толпа выносит их в первый ряд, к самому входу в амфитеатр.

— Келад! — кричит Виктория. — Келад!..

Ее крик сливается с гулом публики, но в это самое мгновение фракийский великан, будто повинуясь ее воле, поворачивается к волчицам, в два широких шага оказывается рядом с ними, одним махом поднимает Викторию в воздух и целует ее в губы. От изумления она даже не отвечает на поцелуй. Толпа вокруг них взрывается восторженными воплями. Амару сильно задевает по голове стоящая позади девушка, пытающаяся ухватить гладиатора за кожаный пояс и дотронуться до его смазанной маслом груди.

— Келад! Келад!

Гладиатор ставит Викторию на землю, говорит что-то ей на ухо и снова присоединяется к процессии, обеими руками махая толпе.