Дом волчиц

— Прости! — испуганно вскрикивает она, осознав, что, должно быть, раскинулась по всей кровати, и поспешно ложится на другую сторону.

Плиний устраивается в постели рядом с ней.

— Крепкий сон — это драгоценный дар, — только и говорит он.

Они лежат друг подле друга в темноте. Амара не может определить, ночь сейчас или уже утро. Судя по полной неподвижности и неглубокому дыханию Плиния, он тоже не спит. Амара понятия не имеет, чего он хочет, но решает, что лучше предположить очевидное, чем нанести ему обиду. Она придвигается к нему и нежно кладет ладонь ему на предплечье.

— Я так благодарна, что ты меня пригласил, — говорит она.

— Ты восхитительная девушка, — отвечает он.

Амара чувствует, что он на нее смотрит, но его лицо скрыто мраком. Она наклоняется и приникает к нему поцелуем. Его губы сухи, как бумага. Плиний не отвечает на поцелуй, но и не отталкивает ее. Она расслабляется, лежа на его теле и поглаживая ладонью его бедро. Он тут же останавливает ее, поймав за запястье.

— В этом… нет необходимости.

— Я всего лишь хочу доставить тебе удовольствие, — говорит она, отодвигаясь. — Прости, что позволила себе лишнего.

— Понимаю, — говорит он и, поцеловав ее ладонь сухими губами, отпускает ее запястье. — Но в этом нет необходимости. Я рад уже одному твоему присутствию. — Он кладет руку ей на талию. Хотя они почти не соприкасаются телами, он лежит так близко, что она видит в темноте блеск его глаз и чувствует его теплое дыхание. — Какая у тебя чудесная, мягкая кожа, — произносит он.

Амара лежит не шевелясь, решив, что, возможно, Плиний сам хочет выступить в роли соблазнителя, но его ладонь становится все тяжелее, а дыхание — глубже. Она понимает, что он уснул.

Она осторожно убирает его руку со своей талии, кладет ее на кровать и, слегка отстранившись, чтобы не задеть его во сне, закрывает глаза. Пожалуй, впереди ждет очень приятная неделя.

Глава 23

Никакая другая часть тела не выдает состояния духа столь явно. Это верно для всех животных, но для человека в особенности; иначе говоря, по глазам заметны признаки самоограничения, сострадания, жалости, ненависти, любви, горя, радости; по сути, глаза — это окна души.

Плиний Старший. Естественная история

Амара просыпается, почувствовав, что Плиний гладит ей волосы. Она открывает глаза и встречается с ним взглядом. В безжалостном дневном свете морщины на его лице проявляются заметнее. Его обнаженную грудь покрывают седые волосы. Он необычайно пристально смотрит на нее. Остается лишь гадать, как долго он за ней наблюдал.

— Я очень рад, что ты не красишь волосы по примеру многих глупых женщин, — говорит он вместо приветствия. — Они такого чудесного естественного оттенка. Мягкие, как беличья шерсть. — Он нагибается и сухо целует ее в нос.

Он ведет себя настолько нежно и в то же время жутко, что Амара не знает, что сказать.

— Спасибо, — выдавливает она, надеясь, что он скоро перестанет над ней нависать и она сможет сесть и отодвинуться.

Плиний снова наклоняется, на сей раз чтобы поцеловать ее в лоб. Потом он садится прямо, перекинув ноги через свой край кровати.

— Сегодня утром мне нужно писать, — говорит он, одеваясь и снова, к ее удивлению, не прибегая к помощи рабов. — Но я хочу, чтобы днем ты мне почитала. А пока можешь взять пару свитков и подышать свежим воздухом в саду. Секунд принесет все, что тебе может понадобиться; он знает, что ты останешься на неделю. — Заметив, что она собирается надеть свое прозрачное шелковое платье, он замирает. — Надеюсь, ты не собираешься ходить в этом?

— Ничего другого у меня нет, — отвечает она, удивляясь, как такой умный человек может быть настолько бестолков.

— Да, и впрямь. — Он рассеянно озирается, будто ожидая, что из одной из его дорожных сумок возникнет приличная женская одежда. — Пока придется удовольствоваться этим. Может… — Он хмуро смотрит на нее. — Может, как-то побольше его присборишь?

Амара, не найдясь с ответом, начинает одеваться. Пока она выбирает манускрипт или, скорее, принимает выбранную им стопку свитков, он суетится вокруг нее и провожает до двери, с нетерпением ожидая ее ухода, чтобы сесть за работу. Она попадает на внутренний балкон, под которым простираются великолепные сады.

— Просто спустись по лестнице, — говорит адмирал, неопределенно махнув рукой, и исчезает в кабинете.