Дом волчиц

Взяв сурьму и тонкую кисть, Сара быстрыми, точными движениями тонко подводит Амаре глаза и подкрашивает ей веки темно-серыми тенями. Затем она берет со стола стеклянный пузырек с эссенцией садового жасмина, протягивает его Амаре, и та, вынув пробку, наносит духи на шею. Сара забирает пузырек и в качестве последней части их ритуала вручает ей маленькое серебряное зеркальце. Амара смотрит на свое отражение. В подаренных Плинием приличных одеждах, несомненно, подобранных Сарой, она совсем не похожа на девушку из лупанария.

— Спасибо за все, — говорит Амара.

Сара вежливо, молчаливо кивает, ничем не выдавая своих чувств по отношению к гостье адмирала.

Когда Амара выходит в сад, Плиний читает свиток. Она тихо садится, стараясь не думать о том, что вскоре ей придется покинуть это место. Она воображает, каким окажется Руфус, и пытается собраться с силами, чтобы его очаровать. Необходимо огромное напряжение воли, чтобы воспользоваться возможностью, которую предоставил ей Плиний. Секунд ставит перед ней хлеб и фрукты. Он не подавал еду с самого первого дня, да и тогда, скорее всего, лишь использовал предлог, чтобы присмотреться к ней, поэтому она удивляется его появлению с подносом.

Секунд смотрит на Амару, будто чувствуя, что чего-то не хватает.

— Принести тебе лиру, госпожа?

— Спасибо, — говорит она, радуясь, что ей будет чем заняться.

Плиний по-прежнему поглощен чтением, и она, позавтракав, начинает перебирать струны и с облегчением забывается в пении. Так проходит час. Сад согревается под солнцем, и цветы раскрывают чашечки его свету.

Пока Плиний читает, она без устали играет на лире, будто любящая дочь.

— Руфус здесь, — сообщает хозяину бесшумно появившийся Секунд.

Амара намеренно продолжает играть, лишь украдкой поглядывая на остановившегося у фонтана молодого человека. Тот смотрит на нее, явно удивляясь, что встретил в саду кого-то, кроме адмирала.

Плиний подзывает его к себе.

— Руфус! Как поживает Юлий? Жаль, что мы с ним разминулись в Мизене.

— Он передает тебе горячий привет, — говорит Руфус. — Как и мои родители. Они проводят лето в Байи, иначе навестили бы тебя, пока ты в Помпеях.

— Передавай им мое почтение, — отвечает Плиний. — Байи восхитительны в это время года. — Он поглядывает на Амару. — Твой дядя говорил, что ты чрезвычайно увлекся театром. Познакомься с моей маленькой гостьей Амарой. Она одаренная музыкантша.

Прежде Плиний ни разу не проявлял интереса к ее музыке. Амара перестает играть и сдержанно кивает Руфусу. Юноша, чьих ушей, возможно, уже достигли шутки о новой гречанке Плиния, неуверенно медлит.

— Приятно познакомиться, — говорит он.

Какое-то время мужчины беседуют, но Амаре становится очевидно, что у них мало общего, помимо привязанности к дяде Руфуса Юлию. Секунд снова выходит в сад и шепчет что-то на ухо хозяину. Плиний с извинениями удаляется, объяснив, что ему необходимо быстро переговорить с клиентом.

Руфус и Амара остаются наедине и погружаются в растерянное молчание, не зная, как вести себя в столь деликатных обстоятельствах.

— Это была красивая мелодия, — наконец говорит Руфус. — Ты не могла бы спеть еще?

Амара играет ему одну из самых чарующих мелодий, которым научил ее Сальвий. Раньше она никогда не исполняла ее на публике — они с Дидоной посчитали ее слишком печальной, — но Руфус приходит в восторг.

— Какой у тебя чудесный голос! — по-детски восхищенно восклицает он.

Она почти не сомневается, что Руфус старше ее, но по поведению его можно принять за ребенка. Его нельзя назвать красивым — для этого у него слишком крупный нос и широкое лицо, — но он высок, и на его открытую, приветливую улыбку невозможно не ответить. Ему совсем не свойственна развязная заносчивость Квинта и Марка.

— Спасибо.

— Как ты, э-э-э… познакомилась с адмиралом?

До его ушей явно дошли слухи.

— Я выступала на пиру, — говорит она. — Адмирал заинтересовался деятельностью моего покойного отца, который был врачом, и попросил провести с ним несколько дней, чтобы помочь ему в трудах по естественной истории.

— Ясно, — с ошеломленным видом произносит Руфус.

— Адмирала превыше всего интересует стремление к знаниям, — продолжает она. — Он не опускается до предрассудков и постыдных допущений. Я хочу сказать, — она смотрит Руфусу прямо в глаза, — что он не снимает на пирах шлюх в целях, которые отдельные люди ему приписывают.

Он краснеет до корней волос.

— Нет!.. Разумеется! То есть я и не думал…

Она быстро перебивает Руфуса, чтобы избавить его от стыда.

— Прости, — говорит она. — Адмирал был ко мне очень добр, и я высоко ценю его уважение. — Она с ложным смущением опускает взгляд. — Мне не следовало высказываться так резко.

Ее внезапное возвращение к добродетели сбивает Руфуса с толку еще больше, чем упоминание о шлюхах.

— Как долго ты будешь… помогать ему в исследованиях?

— Сегодня я гощу у него последний день, — говорит Амара, и на сей раз в ее печали нет ни капли притворства.

— Какая жалость! — восклицает он. — Значит, ты покидаешь Помпеи?