Дом Ворона

Антони и Эвила прильнули к окнам, им даже завтрак сервировали на подоконнике. Простой завтрак, почти крестьянский: каша, несколько ломтиков подсушенного хлеба и молоко. Главный королевский повар первым сориентировался среди дворцовой суеты и приказал готовить торжественный обед. Новый король может быть добрым, а может оказаться злым – но есть он будет обязательно и надо расстараться. На кухне трудились всю ночь.

Клер думала о пустяках, чтобы не представлять, как Авриль прикажет казнить Антони и Эвилу. Зачем ему непризнанные дети прежней династии? Бабушка могла говорить что угодно: она-то оставалась в Вышеграде, и Клер никак не могла поверить ей до конца.

Все будет хорошо? Хотелось бы, но… Слишком много «но».

– Ду’ак. Это сьо’, а не сьо’ен, – пискнула Эвила. Проснувшись еще затемно, она стала требовать, чтобы папа пришел ее поцеловать, а когда Клер сказала, что отец уехал, девочка легла на ковер и разрыдалась так, что ее пришлось отливать водой. Сейчас Эвила успокоилась, но снова стала картавить, как год назад, ее лицо до сих пор было красным, а тело иногда сотрясал долгий горестный вздох.

– Сама дура! – рассердился Антони. – Я узнал дракона!

Узнав, что отец уехал и даже не попрощался с ними, Антони приказал одеть его в парадную одежду и пристегнуть подарок покойного деда, саблю – легкую, серебряную, богато украшенную изумрудами и жемчугом. Клер подумала, что он прав, короля не годится приветствовать в траурном одеянии. Она выбрала темно-синее платье с вийонским серебряным кружевом по вырезу и узором из вышитых перьев.

Ворон сжал добычу в когтях. Все кончено.

В это время Эвила упала на пол и огласила детскую таким горестным воплем, что служанки испуганно бросились к ней. Антони прижался к Клер, обнял ее и негромко спросил:

– Мамочка, а папа совсем нас бросил? Из-за этой сьоррен?

Клер кивнула. Погладила сына по голове. Пока у нее две руки и две детские темноволосые головы, пока они все живы, пока…

– Он не вернется? – спросил Антони, и его лицо приобрело взрослое трагическое выражение. Клер вновь пришлось кивнуть. Хорошая мать стала бы оправдывать отца и искать объяснения, но Клер даже думать не хотелось об этом. Эдвард ушел и бросил своих детей, его поступок говорил о нем лучше всех слов. – А эта сьоррен? Она будет жить с нами?

– Эвила права, Антони, это сьор. Сьор Авриль Тисон, король Дарангвара, – глухо проговорила она.

Дракон опустился на площадь, прилег на бок; Авриль спрыгнул на мостовую и плавным упругим шагом двинулся к патриарху мимо зевак, дворцовой стражи и священников.

Король наконец-то возвращался домой.

– А как же мы? – спросил Антони. Сегодня он был таким серьезным и взрослым, что Клер больно было смотреть на него. Мальчик шести лет не может смотреть так прямо и строго. Мальчик шести лет не должен повзрослеть за одну ночь.

– Я не знаю, милый, – призналась Клер. – Твоя прабабушка говорит, что все будет хорошо. Он не обидит нас.

«Но все клятвы, данные ночью, тают при свете дня», – подумала она. И хорошо, если их просто сошлют в Вышеград. Марк Тисон, первый король из династии Ворона, поступил намного проще. Когда его спросили, что делать с наследниками прежнего владыки, которые тогда еще лежали в пеленках, он просто протянул подушку тем, кто задавал наивные и глупые вопросы.

Кто помешает Аврилю поступить таким же образом?

Клер смотрела, как он идет к патриарху, и не понимала, почему перед глазами мелькают какие-то растрепанные золотые нити. Она даже дотронулась до ресниц кончиком пальца – нет ничего. Тогда…

По детской вдруг скользнула тонкая лента нарциссового запаха, и Клер все поняла – а поняв, похолодела от ужаса. Тогда Авриль забрал ее волосы, но, похоже, все отдал, чтобы исцелить принцессу Лию, иначе Клер сейчас бы не дрожала, как невеста в первую брачную ночь.

«Двое всемилостивые, – подумала она, обернувшись к иконе в напрасной надежде на спасение. – Он до сих пор приворожен!»

Мать смотрела на нее с искренним сочувствием. Когда-то эту икону Малоун подарил на рождение Антони и сказал, что она особая: Двое слышат материнскую молитву, которая звучит перед ней.

«Спасите моих детей, – подумала Клер, глядя на Отца и Мать. – Пусть со мной случится все что угодно, но спасите их».

– Мамочка! – позвала Эвила, которая уже успела забраться на подоконник и теперь смотрела в окно. – Мамочка, у этого сьора уже корона!

Восторженные вопли толпы были такими громкими, что стекла зазвенели – или это был звон нарциссовых колокольцев? Клер увидела, как над дворцом пролетают южные драконы, и в голове скользнула обрывочная мысль: ведь одно дуновение, одно-единственное дуновение…

В ней все сжалось от ужаса. Клер без сил опустилась в кресло, служанка поднесла было стаканчик дахавской водки. Клер махнула рукой, отказываясь, и подумала: неужели я настолько отвратительно выгляжу, что без стопки не обойтись?

Вчера ее бросил человек, которого она любила больше жизни. Просто стряхнул Клер и детей, как крошки со скатерти. Какой еще ей быть? Только растерянной и потерянной.