Дом, забытый временем

Наконец она выбралась на сушу; потоки воды сбегали по обнаженному телу и срывались с крутых бедер. По- прежнему улыбаясь, Шейда двинулась к клетке. Хилл испуганно прижался к стенке. На фоне насыщенных утренних красок лицо тюремщицы казалось совсем громадным. С высоты горного хребта она смотрелась юной красавицей, в озере плескалась прелестная великанша, вблизи же Хилл увидел чудовище. Брови – как поросшие чащей гранитные уступы. Нос точно отвесная скала. Родинка на щеке походила на язву, за массивными губами хищно поблескивали желтоватые зубы.

В следующий миг огромная ладонь заслонила свет. Хилл, не в силах пошевелиться, наблюдал, как длиннющие пальцы распутывают лианы, подпирающие дверь.

Створка распахнулась, и Шейда достала пленника и осторожно поставила на землю.

Взгляд охотника скользнул по бледным столпам ног, по темнеющему бугорку Венеры, поднялся по необъятному животу к алебастровым холмам грудей и уперся в улыбающееся лицо.

Улыбка тут же сменилась оскалом.

Хилл покрылся мурашками. Следом нахлынул страх пополам со сладостным предвкушением.

Большим пальцем ноги великанша подтолкнула пленника.

Тот ринулся прочь из леса, на равнину. Трава пела под ногами. Покрытое синяками тело и сломанные ребра вторили ей в унисон. К горной гряде, не надеясь добежать, нет – просто иного пути не было – туда, где у подножия валялся заветный «веслих» (если только Шейда не нашла его первой, хотя это маловероятно). «Веслих» единственный сулил спасение.

Земля содрогнулась, и беглеца накрыла гигантская тень. Он заметался по сторонам, лишь бы снова не попасть в громадную ладонь. Но игра состояла в другом. Шейда перешагнула добычу и резко выставила поперек дороги правую ногу. Хилл с разбегу налетел на нее и упал, обливаясь кровью.

Раздался жуткий звук, словно тысячи электрических пил вонзились в сталь. Шейда смеялась.

Хилл распластался перед ней в раболепном экстазе. Но в следующий миг вновь ощутил прикосновение большого пальца и бросился бежать. Суть игры прояснилась. Он сам играл в нее не раз с красотками из межгалактического борделя. Только на смену искусственной гравитации пришла настоящая, мягкий садизм уступил место изощренному, но это лишь усиливало остроту ощущений.

Куда же он раньше смотрел? Как не сообразил, что психологически не годится для этой миссии?

И куда смотрел Галактический совет?

Антистрофа

Галактический совет зрил в корень.

Помимо анкетных данных досье Хилла содержало нарытый особым отделом компромат. В сумме пороки героя перевешивали добродетели. В резюме черным по белому значилось, что охота на великаншу-садистку станет для Хилла последней.

Зачем же Галактический совет послал его на верную смерть? Возможно, их возмутили его извращенные пристрастия? Или они увидели в них отражение своих сокровенных помыслов?

Независимо от истинных мотивов, официальный довод был не придерешься: худжири требовалась помощь, а из свободных охотников под рукой был только Хилл.

Безумец Норман Хилл.

Строфа

Он распростерся на полу камеры. Тело превратилось в сплошной синяк, минимум три ребра сломаны, из разбитого носа сочится кровь.

Солнце стояло в зените. Хилл был не против продолжать игру, но Шейде забава наскучила и она вернула пленника в клетку. А сама исчезла. Наверное, отправилась к худжири за новой игрушкой на случай, если старая совсем испортится.

Эта мысль жгла как огнем.

Каким-то чудом рюкзак и пояс остались на месте. Собравшись с силами, Хилл привалился спиной к прутьям и поел. Немного – из экономии.

Вопрос, зачем? Ведь завтра припасы уже не понадобятся. Завтра он умрет.

Умрет.

Но разве не именно этого он всегда хотел? Умереть? Не за смертью ли наведывался в межгалактический бордель? Всякий раз, когда толстая шлюха острой «шпилькой» впивалась ему грудь, разве не мечтал, чтобы каблук вонзился в самое сердце? Не жаждал гибели и оргазма в те мгновения, когда путаны в шипованных, купленных им же ботинках, расхаживали по его обнаженному телу?

Да, хотел, желал – но сиюминутно. Не после. Потом, невзирая на мучительный стыд, боль и раскаяние, в душе воцарялся покой.

Как царил сейчас. Нет, умирать Хилл не хотел. Почти.

С горы в долину дул теплый ветерок, клетка мерно покачивалась. Хилл невидящим взглядом смотрел на озеро. Внимание привлекла вещица на берегу. Затуманенным сознанием он не сразу узнал «гребень» Шейды.

Но даже узнав, долго не мог понять причину внезапно вспыхнувшего интереса. В памяти то и дело всплывали утренние забавы Шейды, странная очередность ее «ходов», которая объяснялась незыблемой скоростью беглеца и его приверженностью к прямым, не хаотичным маршрутам – как того и требовали правила. Надо признать: Хилл избрал тактику, и мучительница ей следовала.

А если поменять правила, не сделает ли она очередной ход по инерции?

Вот тогда Хилл понял, почему смотрит на «гребень».

Карта не бог весть какая, но других все равно нет. Как только Шейда вернется, он разыграет партию. Разыграет любой ценой.